Ущелье дьявола - [12]

— Мой дорогой Карл, что это ты замышляешь?

— Лучшей жены и не сыщешь! И мужчине не пристало жить одному, — процитировал он Писание.

Арв не знал, негодовать ему или смеяться.

— Девушка знает об этом? — выдавил он из себя, поскольку мысль о том, что Гунилла сознательно обхаживала его последний год, была ему невыносима.

— Девушка? Что вы, господин! Я никогда не туманил ей мозги этим. Нет, я выбил из нее все грехи, она держится от них подальше! Молодых девушек следует наказывать, чтобы все грешные мысли выветривались у них из головы.

Арв насторожился. Он тут же вспомнил синяки на руке Гуниллы.

— Ты полагаешь, что взрослых девиц следует бить?

— Так сказано в Писании, господин.

— Но ведь Гунилла не делает ничего плохого! Таких по-детски чистосердечных людей, как она, я не встречал.

— Это верно! И все потому, что я с самого начала выбил из ее головы вздорные мысли. Каждое воскресенье я напоминаю ей о заповедях Господа. По голой заднице, как и полагается, розгой.

Арв не верил своим ушам, он был глубоко взволнован. Только теперь он начал понимать причину подавленности Гуниллы, ее молчаливую мольбу о дружбе и понимании. И это она искала у него.

Он почувствовал сострадание к ней. Но еще он почувствовал гнев и недвусмысленное желание проучить этого хвастливого «богоугодника».

К счастью для Карла, к ним подошел граф Поссе. Иначе бы неизвестно, чем кончилось дело.

— Но, Карл, тебе ведь известно, что я более чем вдвое старше нее?

— Вот это как раз и хорошо!

Для мужчины, да. Но для девушки?..

В крайней растерянности Арв повернулся к графу, депутату Арвиду Поссе, пытаясь снова сконцентрировать свое внимание на планах строительства.

Однако Карл Кнапахульт затронул в его душе нечто такое, о чем он прежде не думал. До этого он смотрел на Гуниллу как на одинокого и несчастного ребенка. Теперь же он начал смотреть на нее другими глазами. Вначале неохотно. Но потом он представил себе, как она станет взрослой женщиной…

Карл ждал. Свое дело он сделал. Все, что ему теперь оставалось, так это посылать ее время от времени с поручениями к писарю в Бергквару. И это не составляло для него труда, потому что у него были сотни всяких дел, которые необходимо было согласовать с хозяином поместья.

Ему было совершенно ясно, что девушка ничего не знает о том, что замышляет ее отец. Она была столь же наивно-чистосердечной, как и раньше, рассказывала, что мечтает увидеть мир, о своих трудностях с родителями, желавшими видеть в ней еще более усердную дочь. Но она больше не говорила о том, что их жизнь заставляет ее мучиться. Арв смотрел на ее сильные маленькие руки, огрубевшие от тяжелой работы, на ее плечи, ставшие мускулистыми от ношения тяжестей; возможно, спина у нее уже была искривлена, он этого не знал. Но ему казалось возмутительным то, что такая молоденькая девушка вынуждена вести повседневную борьбу с тупыми и ограниченными людьми, совершенно не понимающими ее. Он пытался выяснить, часто ли отец бьет ее, но она только отворачивалась и принималась говорить о другом. Арв видел, что в глазах ее блестели слезы, а в голосе слышал дрожь.

Он был возмущен. Он часто просыпался по ночам, думая о том, что девушка достойна лучшего существования. В том, что она работала в своем хозяйстве, не было ничего плохого, это ей могло пойти только на пользу. Но в Гунилле было заложено и еще многое другое: достоинство, сила характера, не раскрывшиеся еще способности, интеллигентность.

И при всем при этом ее били! За то, чего она никогда не делала, но что, возможно, будет когда-нибудь делать!

Он не мог видеть ее страдающей.

Арв был человеком мирным, его не тянуло вмешиваться в семейную жизнь других.

Но разве мог он молча наблюдать все это?

Нет, не мог.

Вскоре он снова встретил Карла Кнапахульта, это было на исходе осени 1793 года.

Вдоволь наговорившись о ломящихся от зерна закромах, Арв осторожно спросил:

— Ну, как, нашел ты мужа для Гуниллы?

— Нет, — прикидываясь более глупым, чем он был на самом деле, ответил он. Но в этом не было необходимости. — Нет, не нашел.

— Ты не пытался как-то иначе устроить ее судьбу?

— Нет, а что?

— Я поговорю с девушкой, — коротко произнес Арв, заметив при этом сальную улыбку на лице крестьянина.

Это заставило его выйти за рамки своей обычной терпимости.

— Послушай, Карл! В округе поговаривают, что ты бьешь не только своего единственного ребенка, но еще и свою жену!

— Что? Она жаловалась тебе? — злобно спросил фермер.

— Разумеется, нет! И в этом нет необходимости, поскольку я сам видел синяки у нее на лице. Не говоря уже о маленькой Гунилле! Почему ты так себя ведешь со своими женщинами, Карл?

Кнапахульт молчал, не зная, что сказать.

— Меня возмущает вне всякой меры то, что ты «выбиваешь грехи» из своей дочери. Но что касается твоей жены, какой предлог ты здесь находишь?

— Она паскудная шлюха, — пробормотал он и сплюнул.

— За эти синяки ты ответишь перед Господом, Карл!

— О, Эбба никогда не попадет на небо. И девчонка тоже.

— Зачем же ты тогда выбиваешь из обеих грехи? — Арв был так возмущен, что с трудом мог говорить.

Расправив плечи, Карл произнес:

— Это право справедливого наказывать ослушников.