Усатый ага - [18]

Он продолжал вчерашний разговор, и Усатый ага не знал, что ему ответить. Решил молчать, хотя рука зудела дать ему в зубы. До начала забастовки оставалось несколько часов. Надо во что бы то ни стало обмануть Шапоринского, перехитрить его. А как? Придумать что-нибудь, чтобы немедленно уйти отсюда. И он вспомнил про счетчик на буровой.

- Хозяин, я совсем забыл про счетчик на действующей буровой. Показатель работы желонки поднялся до десяти градусов!

Шапоринский махнул рукой:

- Ладно, иди.

И только успел Усатый ага появиться у буровой, как туда прикатил на своем лакированном фаэтоне Шапоринский. С ним был инженер. Он внимательно осмотрел счетчик и стал проверять пробку скважины. Пробка тоже оказалась в порядке. Усаживаясь в фаэтон, Шапоринский сказал Усатому аге:

- Друг мой, я очень доволен твоей работой. Не уходи с буровой и подумай над тем, что я тебе говорил. Я очень надеюсь на тебя.

Лошади с места взяли вскачь, и фаэтон исчез в облаке пыли. "Надейся, живоглот, надейся! Клянусь твоей головой, скоро увидишь, как черта надувают!"

Раздался утренний гудок. Восемь. Гудок сегодня звучал как-то загадочно, словно выражал волнение людей, готовящихся начать забастовку.

Усатый ага поднялся по крутым ступенькам на вершину нефтяного резервуара. Отсюда было хорошо видно, как стягивались к промыслу рабочие. Все пока идет нормально. Спустившись вниз, он остановился перед входом в газанхану. Рабочие быстро окружили его. В их взглядах было ожидание чего-то. Подходили все новые и новые группы рабочих. Толпа стремительно росла. "Пора", - решил Усатый ага, махнул рукой влево, в сторону площади, и сам пошел туда. Толпа двинулась за ним. Откуда-то появились и быстро разошлись по рукам спасенные от полиции листовки. Рабочие на ходу читали их и обсуждали.

На площади море голов. От шума ничего нельзя разобрать. Каждый что-то говорит, иные спорят друг с другом.

Один из рабочих поднялся на камень и пытается перекричать других:

- Конечно, мы не можем! Хозяин нас всех уволит и мы завтра же останемся без работы и без куска хлеба. А как же семьи? С голоду, что ль, подыхать?!

Ему яростно возражали:

- Заткнись, трус!

- Иди к хозяину в поломойки!

Все голоса перекрыл могучий баритон:

- Товарищи! - И площадь вдруг стихла. Головы повернулись на этот боевой призыв, глаза устремились в одну точку. На старом поваленном котле стоял человек с поднятой рукой. - Товарищи! - повторил он. - Сегодня мы, объединившись, должны укоротить хищные загребущие руки, которые вот уже много лет держат нас за горло и пытаются задушить. Довольно! Нынешнее наше выступление должно закончиться победой! Горькие уроки нашей борьбы научили нас стойкости. Пока не будут приняты наши требования, ни один человек не должен приступать к работе! А требования наши такие: восьмичасовой рабочий день и политические права!

Последние слова оратора вызвали бурю выкриков:

- Правильно!

- Восьмичасовой!

- Свободу!

- Бастовать до победы!

- Лучше умереть, чем так жить!

Старый рабочий, сидевший на ступеньке резервуара, дернул за штанину Павла:

- Скажи, кто это такие хорошие слова говорит?

- Не знаешь? Да это же наш Гамид!

- Какой Гамид?

- Телефонистом у нас работал. Веселый такой, дружелюбный. Хороший малый! Теперь в городе живет.

Старик глубоко вздохнул:

- Глаза у меня совсем испортились. Да и память... Теперь вот вспомнил... Верно, хороший малый. И, вишь ты, оратор! Хорошие слова говорит!

Речь Гамида разбередила сердца. Равнодушных в толпе не было. Площадь перед газанханой, если взглянуть на нее сверху, напоминала муравейник. Голоса перекрывали один другой. Вот выделился визгливый голос Абдулали. Расталкивая толпу, он энергично протискивался к перевернутому котлу, высоко держа руку.

- Пропустите! - надрывно визжал он. - Я речь хочу говорить!

Наконец ему удалось привлечь внимание присутствующих. Гвалт поутих, и вскарабкавшийся на котел Абдулали крикнул:

- Нельзя! Нельзя, говорю, бастовать! Наши требования, вот увидите, не будут выполнены! И работы нас лишат. А как жить? Как жить, спрашиваю?

- Хозяйский холуй! - выкрикнул кто-то из толпы. И понеслось:

- Трус!

- Не запугивай!

- Все равно не житье!

- Вон отсюда, головастик!

- Дружных никто не сломит!

Но Абдулали опять перекричал всех:

- Вы что, забыли про прошлую забастовку? Забыли, чем тогда кончилось? Делаете все, что в башку взбредет, а потом кулак сосать!

- Заткнись, кобыла паршивая!

- Это вы с Касумом нас предали!

- Столкните его, он хозяйский шпик!

Сильная рука Усатого аги сбросила Абдулали с импровизированной трибуны.

- Товарищи! - Усатый ага возвысил голос. - Если мы все будем дружны, то непременно добьемся победы. Нам не капиталисты страшны, а такие вот, как Абдулали, - трусы, дезертиры, хозяйские наушники.

И снова взрыв выкриков:

- Долой предателей!

- К черту трусов!

- Пусть не забывают судьбу Касума!

Абдулали напугался. Он бы уж и рад исчезнуть, да куда денешься? Толпа клещами сдавила его - не повернуться. "И убьют, убьют, - думал он. - Касума убили, и меня убьют". От страха у него пересохло во рту. Скрыться, во что бы то ни стало скрыться! И он изо всех сил заработал локтями.