Усадьба ожившего мрака - [14]

Оно и закончилось. Закрылись незрячие глаза Митяя. Закрылся канал. И тонкая нить, связывавшая Севу с Танюшкой, оборвалась с пронзительным звоном. Захотелось орать и расшвыривать мебель. Захотелось ударить этого проворного старика, который все-все испортил, который не позволил ей договорить…

Сева не ударил, просто, когда Митяй затих, молча вышел на крыльцо, уселся на ступеньки, сжал виски руками. Завыть бы тихо, по-собачьи, вот как Горыныч…

Горыныч выступил из темноты. Трехглавый красноглазый пес смотрел на Севу и утробно рычал. Или выл?

– Ты ее тоже слышал? – спросил Сева у Горыныча. – Ты ее слышал и пришел на ее зов?

Горыныч вздохнул всеми тремя своими головами. Во вздохе этом Севе послышалось облегчение.

– Значит, слышал. Значит, мне не почудилось.

Горыныч лег у его ног.

– Она спит. Понимаешь? Она где-то одновременно тут и не тут. Не может вырваться из этого своего… сна. Поэтому ты ее потерял, да? Ты просто не чувствовал ее в этом мире, да?

Горыныч качнул одной из своих голов, тихонько заворчал.

– А только что у нее получилось пробиться, да? Не проснуться окончательно, но нащупать дорожку в этот мир, да? Через Митяя нащупать.

На мгновение Севе стало обидно, что она пришла к Митяю, а не к нему самому. У него ведь были такие яркие, такие реалистичные сны, в которых он строил замок специально для нее, для Танюшки. У Ольги Владимировны получилось войти в его сон, а Танюшка не захотела. Или не смогла?

Коленям вдруг стало нестерпимо холодно. Это Горыныч положил на них одну из своих голов, положил, заглянул Севе в глаза. Строго так посмотрел, совсем не по-собачьи.

– А сейчас ты ее чувствуешь? – спросил Сева, проводя ладонью по колючей, пахнущей дымом шерсти. – Ты можешь ее отыскать?

Горыныч зажмурился и на мгновение полностью слился с темнотой, а когда в темноте этой вспыхнули три пары красных огней, Сева уже и сам все знал.

– Она в Гремучем ручье.

Это было очевидным. Это был единственно верный ответ.

Горыныч снова вздохнул, убрал голову с его коленей, отступил в темноту и снова с темнотой этой слился.

– Ты куда? – позвал Сева, но темнота больше не отозвалась. Горыныч исчез.

А во двор вышел Тимофей Иванович, устало облокотился на покосившиеся перила, спросил:

– С кем вы разговаривали, молодой человек?

– Ни с кем. – Сева встал. Неудобно сидеть, когда пожилой человек остается стоять. – Вам показалось, Тимофей Иванович.

– Показалось? – В голосе доктора послышалась усмешка. – У меня проблемы со зрением, но не со слухом. Но будем считать, что показалось.

– Как Митяй?

– Держится жар, но это ожидаемо. Препарат еще не подействовал. Я уколол ему вторую дозу. Надеюсь, господа подпольщики добудут лекарства.

– Какие они вам господа… – буркнул Сева себе под нос, но Тимофей Иванович все равно услышал.

– Благородные господа. Вот в этом контексте нужно рассматривать мое заявление, молодой человек.

Он обошел Севу, тяжелым стариковским шагом спустился по ступеням, с кряхтением присел на корточки перед будкой, позвал:

– Жучка? Ну где ты, моя хорошая?

Собачонка высунулась из будки, глянула на хозяина, заскулила.

– Да что с тобой такое? – спросил Тимофей Иванович. – Заболела ты что ли?

Он погладил собачонку по голове, потрогал нос.

– Мокрый. Не заболела. А чего тогда тихая такая, а?

Сева знал, почему тихая. Из-за Горыныча. Но зачем доктору такие подробности? Он вздохнул и вернулся в дом.

Митяй спал, раскинувшись на диване. Что это был за сон, кто был в этом сне, Сева мог только догадываться. Захотелось схватить Митяя за тощие плечи, затрясти изо всех сил, вызвать ту, что пряталась на дне Митяевых зрачков. Он уже и руку протянул, но тут же отдернул. Митяй ни при чем. Митяй и сам сейчас болтается между небом и землей. Зачем его тревожить?

А вот самому Севе подумать было о чем. По всему выходило, что вместе с фон Клейстом выжила и Танюшка. И держит он ее именно в Гремучем ручье. Потому там и охрана на воротах. Но что с ней?! Почему подать о себе весточку она может только вот так, через Митяя?! И почему именно через Митяя? Что их связывает?

Ответ был очевиден. Митяя и Танюшку связывает только один человек. Нет, не человек! Их связывает упырь! Сначала Отто фон Клейст ставил опыты над Митяем, а теперь ставит их над Танюшкой. Вот такая там связь! Та самая, упыриная, которая как невидимая удавка захлестывается у тебя на шее и тянет, тянет.

От осознания всего ужаса происходящего заломило в висках. Захотелось тут же броситься на поиски Танюшки. Сева бы и бросился, если бы не данное дяде Грише обещание. Если они с Власом Петровичем до рассвета не вернутся, заботы о Митяе и старом докторе лягут на Севины плечи.

Потянулись долгие часы ожидания. Оставаться в доме было невмоготу, и Сева то и дело выходил на крыльцо, вдыхал пропитанный весенней сыростью воздух, всматривался в темноту.

Дядя Гриша с Власом Петровичем Головиным появились, когда заря еще не занялась, но звезды на небе уже потухли. Самый темный час, самый страшный. Наверное, Сева все-таки задремал, сидя на крыльце, потому что, когда кто-то легонько тронул его за плечо, едва не вскрикнул.

– Свои, – сказал дядя Гриша и тут же спросил: – Ну как вы тут?