Усадьба Грилла - [35]

Лорд Сом:

- Вы на Америку глядите, доктор, сквозь ненависть свою к рабству. А вспомните-ка, ведь это мы им его навязали. Избавиться же от него не так-то легко. Отмена его Францией повела к истреблению белой расы в Сан-Доминго, точно так, как белая раса истребляла красную. Отмена его Англией привела к гибели наших вест-индских колоний.

Преподобный отец Опимиан:

- Да, и к одобрению рабского труда в других странах, которое наши друзья свободы выказывают якобы в целях свободной торговли. Разве не насмешка, с одной стороны, вооруженной силой препятствовать работорговле, но - с другой - поощрять ее в десять крат более? Фальшь совершеннейшая.

Мистер Грилл:

- Ах, ваше преподобие, Старый Свет издревле использовал рабский ТРУД - во времена патриархов, греков, римлян; всегда, одним словом. Цицерон полагал, что с острова нашего не возьмешь ничего путного, кроме рабов {Etiam illud jam cognitum est, neque argent! scripulum esse ullum in illa insula, neque ullam spem praedae, nisi ex mancipiis: ex quibus nulles puto te literis aut musicis eruditos expectare. - Cicero ad Atticurn IV, 16. [“Кроме того, уже известно, что на остраве нет ни крупинки серебра и никакой надежды на добычу: разве только на рабов; но ты, я думаю, не ждешь, что кто-нибудь из них окажется обученным наукам или музыке. - Цицерон Аттилу IV, 16 (лат.). (Пер. О. В. Горенштейна)]. Помпоний Мела. III. С. 6 {156} (он писал при Клавдии) выражал надежду, что скоро с помощью римских воинов остров этот и его дикари будут изучены лучше. Забавно перечитывать эти страницы в нынешнем Лондоне. - Гиббон, 1 {157}. (Примеч. автора).}; да и те неискусны в музыке и не знают грамоте, как бывают рабы в иных странах. Вдобавок рабы в Старом Свете были той же расы, что и господа. А негры - раса низшая и ни на что прочее, наверное, не годны.

Преподобный отец Опимиан:

- Не годны ни на что прочее, да, живя среди нас, и для нашей так называемой культурной жизни. Зато очень годны для своей жизни в Африке, могут почти ничего не есть и ходить голыми; вот бы там и оставить их в покое на радость им самим и всему остальному человечеству; им бы монаха Бэкона, чтоб обнес медной стеной сразу весь их континент {158}.

Мистер Принс:

- Я не уверен, ваше преподобие, что даже и сейчас рабство белых на наших фабриках легче черного рабства в Америке. Разумеется, многое сделано, чтобы его облегчить, многое делается, но сколько еще остается сделать!

Преподобный отец Опимиан:

- И сделается, я убежден. Американцы же вовсе не хотят ничего исправлять. Напротив, из кожи лезут вон, чтобы ухудшать и без того скверное. Как бы ни оправдывать рабство там, где уже оно существует, нет никаких оправданий, если его хотят распространять на еще новые территории; или оживляют торговлю рабами-африканцами. Это вменится Америке в великий грех. Наше рабство белых, покуда оно существует, тем более ужасно, что ведет к вырождению лучшей расы. Но ежели его не пресечь (а я-то полагаю, его пресекут), оно само себя накажет. Как будет со всеми угнетениями под солнцем. Хоть любого человека кроме краснокожего можно заставить работать на господина, раб не будет защищать поработителя в день его невзгод. Так могучие империи обратились в прах, едва ступила на них нога завоевателя. Ибо гнет мелкий и великий в конце концов сам ведет к возмездию. Оно только медлит порой. Ut sit magna, tamen certe ienta ira Deorum est {Как ни велик небожителей гнев, он не скоро наступит {159} (лат.). (Примеч. автора).}. Но рано или поздно он обрушится.

Raro antecedentem scelestum

Deseruit pede Poena claudo {*}.

{* Вслед чахотка, и с ней новых болезней полк / Вдруг на землю напал {160} (лат.). (Примеч. автора).}

Лорд Сом:

- Не стану говорить, ваше преподобие: “Я своими глазами видел, следственно, уж я-то знаю”. Но я был в Америке и там встречал, как встречали до меня и другие, очень многих людей, рассуждающих весьма сходно с вами; они держатся подальше от жизни общественной, предоставляя заниматься ею черни; и они столь же тонко чувствуют, столь же просвещенны, столь же ратуют в душе за все, что ведет к свободе и справедливости, как и те из нас, которые более всего достойны вашей дружбы и доверенности.

Преподобный отец Опимиан:

- Я в том не сомневаюсь. Но я говорю о жизни общественной и ее представителях.

Лорд Сом:

- Хотелось бы знать, однако, что думает обо всем этом мистер Мак-Мусс?

Мистер Мак-Мусс:

- Честно сказать, милорд, я думаю, что мы совсем отвлеклись от нашего доброго приятеля, с которого все и началось. Мы совсем позабыли про Джека из Дувра. Зато одно отличало наш спор. Он не препятствовал, а, скорей, способствовал тому, что бутыль ходила по кругу: каждый, кто говорил, толкал ее с той же силой, с какой отстаивал свое убежденье, а те, что молчали, заглатывали вино вместе с чужим мненьем, равно наслаждаясь обоими.

Преподобный отец Опимиан:

— Что ж, такой разговор нельзя не одобрить. Меня, во всяком случае, весьма впечатлили все излиянья и возлиянья. Да и что плохого в том, чтобы поспорить после ужина, особливо вот так, со всею прямотой и взаимным расположеньем? Вспомните, сколько назидательного высказано как бы в застольных беседах Платоном, Ксенофонтом и Плутархом. Ничего не читал я с большим наслаждением, чем их пиры; не говоря уж об Атенее, которого вся работа - один нескончаемый пир.