Урусут - [6]

– От так! – командовал наставник. – На правую руку, на левую! Резче! Не на косьбе, не так широко! Руби, коли! Руби, коли! Шибче! От так! С шагом вперед! Сбоку! Отступи! Ишшо раз! Ну, тетерев неуклюжий! Теперь обманка! Раз! Другой!

Через какое-то время пацан вспотел. Улучив момент, когда воевода споткнулся, и принялся, чертыхаясь, осматривать каблук на зеленом сапоге, Олег взмолился:

– Да сколько можно одно и то же! Давай лучше на саблях подеремся!

– Я те подерусь! – вспылил учитель. – Подерёсси, когда молоко на губах обсохнет!

– И усы вырастут, – уныло прибавил юный ратник.

– Так от то ж! Ладно, пошли анчихриста рубить!

«Анчихристом» звался вросший в землю обрубок давно, до поселения, поваленного бурей дуба, чуть выше человеческого роста. На нем пробовали удары саблей, а иные метали в него копие.

– Держи, – подал Андрей саблю мальчишке. – Токмо не тупи мне ее! А штоб рука привыкала! И все!

– Угу, – кивнул Олежка и сглотнул появившуюся от напряжения и радости слюну. Он взял в ладонь резную золоченую рукоять c самоцветами и рубином в навершии, и сделал взмах легким клинком. Воевода забрал сей кавказский булат у какого-то татарского мурзы на Куликовом поле. По голомени шла витая надпись на незнакомом языке, а ножны на поясе воеводы украшала узорчатая серебреная и бирюзовая вязь. Полжизни отдал бы плотницкий сын за право владеть таких клинком! Когда в первый раз Клобук обнажил сию саблю, он легко тронул лезвием тонюсенькую веточку на молодом древе. Та должна была, по любому разумению, согнуться, но она разрезалась!

«Енто што! – хвастался тогда воевода. – Можно женский волос по воздуху пустить, дак если сверху на клинок упадет, так и рассечется!»

– Представь – бьет тебя ворог сбоку, – замахнулся Андрюха.

Мальчуган кивнул.

– Да… И ты не отступаешь, не уклоняешься, а ставишь перед ним оружие, и делаешь им движение чуть назад, оттягиваешь, как бы гасишь его удар. Токмо обязательно заставой, иначе вражина может саблю из рук-то и выбить. Давай!

Олег, скорчив устрашающую рожу, выполнил указ. Клобук хохотнул.

– А теперича то же самое, токмо как встретил удар, сразу, без замаха, полосуй его по груди, а лучше, коли достанешь, по морде.

– А чем я ему наврежу, без замаха-то? – удивился Олег.

– А-а, – хитро улыбнулся Андрей. – В том-то и наука! Ты его не рубишь, нет! Ты его острием полосуешь, скажем, по носу, ему так больно, что он от неожиданности и саблю выронить может, ну, или глаза закрыть, особливо если кровища брызнет, а ты, – и наставник повел руку мальчишки выше, – не останавливая маха, доводишь клинок до крайности вверх, кистью разворачиваешь вниз и – хоп! – его по шее, там, где кольчуги нет, и рубишь его до пояса, коль силы есть, ну, или хотя бы до груди.

– Знатно! – восхитился отрок.

– Ну так… – довольно заулыбался Андрюха. – Кольчуга тоже не весть какая подмога – если сабля добрая, колечки все равно разрежет, а коль палицей бить или шестопером, то от нее вовсе никакого толку; но чтоб наверняка, лучше по шее…

– А зачем тогда ее носят?

– Ну, что значит – зачем? Хоть какая-то защита. А ежели у кметя на справу деньга имеется, то к кольчуге и панцирь идет, и яцерин, и куяк, альбо колонтарь с литым нагрудником. Противу палицы под нее холсты в десять слоев подкладывают. Тевтонские рыцари – дак те вовсе от макушки до пят в железе. Ну, в нем и не повернешься ни туда, ни сюда. А щель в латах ворог найдет завсегда. Чем сабля татарская лепше? Да тем, что легше меча намного! Знамо, в поединке рыцарском сабля ни к чему. А ежели война, ежели рубка, ежели толпа? Удар вправо, удар влево, быстрей, быстрей! Времени на думы – вот сейчас я сделаю так, потом отобью, потом ложно замахнусь, увернусь, заколю – нет вовсе! Движенья должны быть приученные, рука дело сама делает, без головы! Что встал? Вперед, не зевай! Аз, буки, веди! Аз, буки, веди!

Когда ученик добился точности движений при выполнении приема, воевода его остановил и отобрал оружие.

– Коли ворог в кольчуге, а в остроте лезвия не уверен, лучше колоть. Попало острие в кольцо – все, разрывает его за просто так! Потому и противу копья, и противу стрелы кольчуга – не защита. На! – вынул он из маленьких ножен справа на поясе прямой нож. – Будешь метать в анчихриста.

– А как? – замялся Олежка.

– А так, – произнес наставник и с десяти саженей запустил нож в остов дуба. Тот гулко воткнулся в древесину.

– Ого, – восхитился мальчишка, подбежал, вынул оружие и поспешил к воеводе.

Затем, взявшись за клинок, отвел руку в сторону для броска, но Клобук его остановил.

– За лезвие схватившись, попасть и дурень могёт. Ты за рукоять берись.

Олежка швырнул нож из-за спины. Тот, ударившись о дерево с позорным кряканьем, упал в пыль. Плотницкий сын вжал голову в плечи, боясь Андреевой ругани, но тот лишь довольно засмеялся, сделал несколько шагов и подобрал клинок.

– Прежде всего, – поднес он оружие к лицу парня, – в сече нет времени так широко, из-за спины, замахиваться.

– А как тоды? – тронул грязной дланью мальчишка зачесавшийся нос.

– Напрямки из ножен.

Воевода вытер лезвие о плат, вынутый из-за пазухи, вставил клинок в ножны, вернул на место плат, нахмурился, засопел, схватил рукоять, и вдруг, словно молнией, нож сверкнул и точно воткнулся в деревяшку. Тело у наставника даже не качнулось, даже рука почти на месте осталась – двигалась только кисть.