«Урожайная Луна» - [11]

— Здравствуй, папа, — сказала она, посмотрев несколько секунд в экран.

Меня аж отбросило на спинку стула:

— Миллисент!

— Милли, папа. Меня давно уже никто не зовет Миллисент.

— Извини. Господи, ты отлично выглядишь! И так выросла.

Она взглянула на кого-то за кадром, а я подумал, что она теперь для меня совершенно незнакомый человек. А может, и всегда была чужой. Помню, как в детстве ее удивлял цвет собственных волос и глаз. У ее матери и у меня волосы черные, глаза зеленые, а носы длинные… Этот же маленький подменыш… Хотя какой там маленький — ей уже шестнадцать.

Она снова посмотрела в камеру, явно смущенная, и сказала:

— Тут еще кое-кто хочет с тобой поговорить.

— Милли…

Но она уже встала. Долгий момент ожидания, и я увидел другую девочку, худую, как щепка, с длинными черными волосами, зелеными, как у меня, глазами, длинным носом и тростью в руке. Она уселась очень осторожно и немного неуклюже, слегка поморщившись, и сразу же улыбнулась мне до ушей:

— Папочка!

— О, Беатриса. — Мне пришлось на секунду стиснуть зубы. — Или тебя нынче зовут Би?

Она ухмыльнулась кому-то за кадром:

— Беатриса, папочка! Мне нравится мое имя. — Еще одна широкая улыбка. — Кстати, если меня кто-нибудь пытается назвать «тетушка Би»… — Она приподняла трость и изобразила удар по голове. «Тетушка Би». Господи, неужели это шоу все еще популярно?

— Как твоя спина, малышка?

Улыбка осталась прежней — наверное, она вспомнила, как я звал ее в детстве. А может, и нет.

— Хорошо, но станет еще лучше. — И быстро добавила: — Как будет здорово, когда ты вернешься!

Когда я улетал, она была робкой четырехлетней девчушкой. И кого она хочет увидеть дома — меня или хоть какого-нибудь отца? Что ж, есть еще и младший братишка. И наш общий «друг», строитель.

— Будет здорово вернуться домой, Беатриса, — тихо проговорил я. — Я так по вам скучал. — Может, задержаться ненадолго — посмотреть, как она вырастет? Да, пожалуй. Но «Скиталец-1» улетит в 1977 году. И ближайшие четыре-пять лет я буду занят больше обычного. И если… если…

Она взглянула в сторону, явно обеспокоенная, потом в камеру.

— Билли говорит, что время кончается. Я люблю тебя, папочка! Она с трудом встала и вышла из кадра. Я проглотил комок в горле. Сбоку показалась голова Билли:

— Еще один гость, папа!

— Здравствуй, Билл.

Не знаю, почему я такого не ожидал… но просто не ожидал. Как мешком по голове.

Трудно судить по паршивой телекартинке, но выглядела она гораздо более изможденной, чем в последний раз — в ночь перед стартом, когда к нам на несколько часов пустили жен, нарушив карантин.

— Здравствуй, Харриет. Как поживаешь? Нахмуренные брови, взгляд в сторону.

Что-то ее гложет. Может, рядом стоит еще кто-то? Семилетний мальчик и мускулистый краснолицый мужчина?

— У меня все хорошо, — выдавила она.

— Прилетишь меня встречать? — улыбнулся я. Я увидел, как она сглотнула:

— Когда вы сядете, мы полетим вместе с президентом Макговерном на авианосец «Энтерпрайз». Ведь ты станешь первым американцем, вернувшимся с Луны.

Я кивнул. А что потом? Дальше-то что, жена моя? Мальчик тоже полетит или ты оставишь его дома со своим строителем? В моем доме, кстати. Моя кровать. Моя жизнь.

— Что ж, тогда и увидимся, — сказал я. — Может, поговорим.

— Я… — Она опустила взгляд, отвернувшись и от камеры, и от экрана. — Время почти кончилось. Мне пора идти. Я… до скорой встречи. — Она встала и вышла из кадра.

Ее место занял Билли, долго смотрел на меня. А чего ты ожидал, черт побери?

— Спасибо, сын.

Он кивнул и напомнил:

— Вышли бумаги по факсу, папа. Это важно.

— Хорошо. До встречи. — И я подумал, что некоторые из его вьетнамских друзей тоже оказывались в подобной ситуации. Он должен знать, понимать. Так ведь? Я встал и пошел заполнять анкеты-заявления.

— «R-3»? Т-минус три минуты, отсчет идет, — прохрипел в моих наушниках голос Джилсона. Давным-давно, еще во времена полетов по проекту «Адам», армейские диспетчеры говорили при обратном отсчете «Х-минус». Это выражение осталось как рудимент эпохи крупнокалиберной артиллерии, но после начала полетов по программе «Джемини А» они перешли на «Т-минус».

— Вас понял, Луна. Минус три. — Господи. Я весь потный. Кожа чешется. Вот уже три года как я не влезал в старый скафандр «Дже-мини» — с тех пор, как нам доставили первые «аполловские». А эти… мешковатые, сплошные складки, липкие внутри.

Я скосил глаза на Бородина. Он сидел в одолженном скафандре, гораздо более новом, чем мой — бледный, взгляд устремлен куда-то вдаль, левый рукав закатан и завязан. Я улыбнулся:

— Ну, как ты?

Он улыбнулся в ответ:

— Horroshow… товарищ команд… пилот.

Шутка. Намеренная оговорка. Или он нервничает меньше, чем я думал, или хорошо это скрывает. Впрочем, не сомневаюсь, что тому, кто летал на «Алмазе» и выжил после аварийной посадки на Луну, эта жестянка кажется весьма хрупкой.

Нынешние «Джемини R» сильно отличаются от версии «М», на которой я прилетел сюда. Внутри теснее. Даже шлюза нет, черт побери! Нужно просто сбросить давление в посадочной капсуле, забраться в нее, сесть в свое кресло, задраить дверь и включить подачу воздуха.

Другой голос, гораздо сильнее разбавленный статикой: