«Урожайная Луна» - [10]

— Спасибо, янки. Я знал, что вы придете. Его глаза закатились, он обмяк.

— Второй жив?

— Да. Но у него порван рукав. Он все же успел перетянуть руку жгутом, прежде чем вырубился.

Мит негромко свистнул, потом сказал:

— В луноходе есть набор для заклеивания разрывов.

— Если парень протянет так долго.

Я начал расстегивать ремни на кресле Бородина.

К тому времени, когда все было сказано и сделано, я не спал уже сорок часов, смертельно устал, но не хотел ни спать, ни лежать, ни есть. Ничего. Только сидеть в медицинском модуле и читать факсы, которые нам посылали из ЦУПа.

Заголовок в «Вашингтон пост» просто информировал: «Русский спасен». Под ним располагались фото Бородина и Волыновского. Симпатичные такие фото, русские версии для прессы — два красивых парня в аккуратной летной форме. «Ивнинг стар» сообщала: «Космонавт спасен на Луне», ниже была одна из моих фотографий «Орла» после аварии с подписью: «Предоставлено армией США».

«Дейли ньюс», дешевый таблоид, провозглашал: «Американские герои!». Там были наши с Митом фото. К сожалению, их сделали еще до начала проекта «Урожайная Луна» — нам на снимках чуть больше тридцати, мы в темных костюмах и узеньких галстуках по моде 1962 года, у Мита короткая армейская стрижка, а у меня темные волосы зачесаны назад, чтобы все могли восхититься моим высоким лбом. Я вспомнил, что костюм тогда носил темно-синий.

Я отвернулся, глаза словно запорошило лунной пылью. Иди спать, чертов дурак. Снова взглянул на фотографии и задумался над тем, много ли от них будет толку, когда я попрошу о следующем назначении. И ощутил смутный стыд от таких мыслей.

В голове прозвучал голос Мита: «Так уж устроен мир, Дикий Билл». Взглянул на часы и понял, что после нашего возвращения прошло уже шесть часов.

Отодвинулась складная перегородка, из операционной вышел Мики Линвил. Доктору Линвилу было сорок семь, когда он сюда прилетел, и он самый старый человек на Луне. Тогда он был полковником, решившим завершить службу двумя годами в космосе и выйти в отставку в блеске славы. Теперь же он выйдет в отставку трехзвездным генералом.

— Ну, что? — спросил я. Доктор устало вытер лицо:

— Он пришел в себя. Хочет поговорить с тобой.

— Именно со мной?

— Думаешь, он знает, как тебя зовут? — улыбнулся Линвил. — Он попросил привести к нему парня, у которого весь шлем забит седой бородой.

Я машинально потеребил бороду:

— Черт! Все никак не могу решить — то ли сбрить ее, то ли прихватить с собой домой.

Бородин лежал на операционном столе, укрытый застиранной старой простыней, с чистыми белыми повязками через грудь и на плече, прикрывающими культю ампутированной левой руки. Я невольно взглянул на пластиковый мешок для мусора на полу возле стола. Что там внутри — его рука? Или просто рулон окровавленных полотенец?

Я быстро отвел взгляд. Когда я взглянул ему в лицо, темные глаза Бородина открылись. Кожа у него была бледная, как бумага, но посеревшие губы под усами растянулись в улыбке.

— Как у тебя дела?

Он хотел было пожать плечами, поморщился, снова улыбнулся и спросил:

— Говорите по-русски?

— Извини, нет.

— Ничего. Жаль, что мы не сможем отвезти вас домой.

— Пожалуй, теперь уже мне придется везти тебя.

Его лицо на мгновение омрачилось. Все верно. Когда посадочная капсула с «R-3» плюхнется в Тихий океан, этот парень вернется домой навсегда. Я вдруг понял, что был счастлив находиться здесь все эти годы.

Значит, оно того стоило? Действительно стоило?

— Тебе надо поспать, — сказал я. — Увидимся утром. Он коснулся моей руки:

— Да. И вам тоже. — И добавил «Bolshoi что-то», словно говорил о балете. Наверное, «bolshoye spasibo».

Черно-белый телеэкранчик сильно рябило от статики — за прошедшие годы солнечная активность постепенно возрастала, приближаясь к максимуму, но я увидел, как Билли скривился:

— Где твоя борода, папа?

— Кто-то мне сказал, что на Земле они вышли из моды. Как, по-твоему, я без нее выгляжу моложе?

Он вглядывался несколько секунд, потом ответил:

— Может, и так — когда немного поправишься.

Меня самого поразило, сколько морщин таилось под бородой все эти годы. И еще то, что кожа у меня теперь совершенно белая, как рыбье брюхо — последние десять лет я или провел в помещениях, или закрывал лицо щитком, непроницаемым для ультрафиолетовых лучей.

— Получил бланки, которые я посылал тебе по факсу? — спросил Билли.

— Да. Решил привезти их на «R-3». И вручить лично. Билли нахмурился:

— Оправь их по факсу сегодня же, папа.

— Э-э… — Пытается на что-то намекнуть? — Хорошо. Сразу, как только поговорим.

— Есть и другие новости. Проект Большого Турне одобрен. И несколько беспилотных «Вояджеров» к Марсу тоже.

— Ух ты!

Медленный кивок.

— Похоже, нынешней осенью демократы вернут большинство в сенате, а Маски станет лидером большинства. С тех пор как ты и мистер Паттерсон спасли того русского, космическая программа снова популярна. Даже Макговерн сказал, что это достойная цель.

— Подумать только!

— Папа, это ведь шанс для тебя!

— Постараюсь не оплошать, Билли.

Его лицо на мгновение просветлело и смягчилось.

— А вот и еще один сюрприз… — Он встал и вышел из кадра.

На его место села молодая женщина, очень красивая, с лицом-сердечком, вздернутым носиком, темными миндалевидными глазами и вьющимися волосами — я знал, что они темно-каштановые. Она не улыбалась.