Уровень атаки - [8]

Пластик плохо экранировал звуки, и даже приглушенные мягким напольным покрытием шаги Павел услышал задолго до того, как повернулась ручка двери. Три пары ног, причем легкая походка ушедшей сестрички не прослушивалась. Значит, конвой?

Павел снова быстро окинул взглядом комнату — ничего, что можно было бы сунуть в карман или спрятать в рукаве. Разве что взять вот эту тумбочку и с размаху…

Впрочем, это не помогло бы, троица, появившаяся на пороге, меньше всего походила на людей, которые безнаказанно позволяют бить себя тумбочкой. Невысокий, чуть сгорбленный пожилой дядька на заднем плане еще может быть, но вот стриженый амбал, почти загородивший выход, и уж тем более молодой человек в расстегнутом черном пальто и больших очках… Как назвала сестричка утреннего знакомого? Гиперборей? Не слишком удобная кличка — длинная, и не всякий сразу запомнит…

— Пошли, — коротко предложил амбал.

Вопрос «куда?» прозвучал бы совсем глупо, поэтому Павел задал другой:

— Прямо в носках?

Пришедшие переглянулись, дядька на заднем плане смущенно кашлянул. Потом гиперборей принял решение:

— У нас везде ковролин, — и недвусмысленно отступил на шаг от проема.

Ничего необычного за дверью не оказалось, коридор как коридор. Дневной свет, светло-зеленые крашеные стены, пара лифтов… Комната, из которой Павел вышел, была, похоже, единственной на этаже. Остальную совсем не маленькую площадь занимали большие застекленные «аквариумы» по обе стороны от коридора, разделяющие пространство на несколько рабочих зон. Вся эта конструкция просматривалась насквозь, от одной стены корпуса до другой, за исключением нескольких «отделов», занавешенных жалюзи. За стеклами в геометрически правильном порядке были расставлены столы, кресла, новенькие компьютеры с современными «плоскими» мониторами и прочая оргтехника. Письменных приборов, разложенных по столам бумаг и личных вещей — неизменных спутников рабочих офисов — не было и в помине. Людей тоже не было, этаж казался пустым.

— Сюда, — амбал, шедший чуть впереди, остановился и распахнул дверь с надписью «Переговорная».

— Заходи-заходи, — дядька поощрительно хлопнул Павла по плечу и вслед за ним шагнул в помещение.

В дальнем от входа углу, за обширным и довольно потертым письменным столом восседал шеф. Именно так — с первого взгляда. И никем другим этот человек быть не мог, несмотря на простой свитер и старомодные очки на носу.

Шеф закрыл тоненькую папку, кроме которой перед ним на столе ничего не было. Проговорил:

— Градобор, спасибо. Дальше мы сами.

Гиперборей коротко поклонился и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Амбал остался снаружи.

Павел хмыкнул. Если это демонстрация доверия, то слишком примитивная. Если же нет… То не переоценивают ли хозяева свои силы? Он с независимым видом прошел к широкому окну, взглянул вниз.

— Второй этаж, — подсказал шеф, следя за его действиями. — Здание, правда, промышленное — этажи высокие. Зато стекло простое — если плечом с разбегу…

— А дальше? — осведомился Павел с неподдельным интересом. — Босиком?

Шеф покосился на его носки, потом на пожилого дядьку, который тоже остался в комнате. Тот развел руками.

— Не зима. До проходной добежишь.

— Замечательно, — Павел вернулся к кожаному дивану у двери и уселся, закинув ногу на ногу. — Значит, там меня и встретит охрана. У ребят, наверное, зуб на меня, верно?

Пожилой дядька хмыкнул, как показалось Павлу, с удовлетворением.

— Смотри-ка, Филиппыч, — проговорил шеф, — соображает. Боец…

— Соображал бы, не подался в бандиты.

— Ну, молодо-зелено. А в общем-то, посмотрим… — шеф снова открыл папку. — Та-ак, что тут у нас?.. Павел Владимирович Головин. Родился-учился… Женился?.. Нет, не успел. Да и учился плохо, в вуз даже не пытался — сразу в армию загремел. Та-ак… Дальше — отличник боевой и политической… Спецназ… Первая боевая командировка… О-о! Полевая разведка… А что так? Та же армия?

— Не та же, — выговорил Павел. И с недовольством уловил в своем голосе невольную обиду.

— А-а, ну-ну, — шеф покивал и снова уставился в папку, хотя Павел мог поклясться, что он не прочитал там ни строчки. — Та-ак… Да! Вторая командировка, плен…

— Чеченский? — с интересом переспросил Филиппыч.

— А какой сейчас еще бывает? Через полгода обмен…

— Ого! Полгода? — шеф недоверчиво покосился на Павла. И, не дожидаясь комментария, продолжил: — Далее понятно. Комиссован по состоянию, копеечная пенсия, водка, дружок только что с зоны… И как обычно не был, не состоял, не привлекался… Ну, это — пока, — на последнем слове его голос вдруг изменился. Шеф уставился на Павла и жестко проговорил: — Что скажешь? Дешево покупаем?

Перемена была разительной, но сбить себя с толку Павел не позволил:

— Дешево, — подтвердил тот. — Дело мое в каких только архивах не лежит.

— Про уголовщину тоже?

— А здесь и архивы не нужны. Так все ясно.

— Ясно? А ну-ка, глянь! Посмотрим, что тебе ясно… — шеф толкнул папку, и Павел едва успел подхватить ее, когда та спорхнула со столешницы. — Открывай, открывай…

Насчет того что шеф не прочел в бумагах ни строчки, Павел оказался прав. Здесь не то что строчки — буквы не было. Только фотографии, а на фотографиях даты. Десятка три распечатанных на принтере листов, в которых уместилась вся жизнь Павла. Школа, армейская казарма, разведрота, банда Шрама… Знакомые стены, знакомые лица, знакомые события. Самые яркие, именно те, что запомнились больше всего. Горящий БТР, вонючая чеченская яма, бутылка в пустой квартире… Здесь было все. Даже обрюзгшая рожа военкома, который отдал Павлу военный билет.