Уроки разбитых сердец - [31]

Понедельники у Аннелизе всегда бывали заняты: она вела торговлю в лавке по понедельникам и средам с тех пор, как оставила постоянную работу в садовом центре. На следующее утро после ухода Эдварда она проснулась рано, как обычно, и тут же поняла, что придется отправляться в лавку.

Если не прийти, все решат, что она заболела. Потом кто-нибудь случайно встретит Эдварда и спросит, как себя чувствует его жена, тогда Эдвард скажет правду, и… этого ей не вынести. Аннелизе не желала, чтобы кто-то узнал о ее разрыве с мужем, по крайней мере пока она сама не примирится с тем, что случилось. Пока что до этого было еще далеко. Принятое накануне вечером снотворное заставило ее уже через двадцать минут провалиться в сон, а утром Аннелизе первым делом включила радио на полную мощность: громогласный поток новостей заполнил комнаты опустевшего дома, не позволяя ей остаться один на один со своими мыслями, слишком опасными, чтобы давать им волю.

Аннелизе нравилось работать в лавке по утрам. Первыми покупателями обычно бывали молодые мамаши. Забросив детей в школы, они забегали кинуть взгляд на выставленные товары и сразу же спешили по своим делам. По окончании утренней мессы лавка наполнялась церковными прихожанами, за ними следовали приверженцы ранних обедов — эти успевали проглотить свои сандвичи в считанные минуты и медленно прохаживались вдоль вешалок с одеждой или с любопытством оглядывали ряды книг на полках.

За веселой суетой и разговорами время бежало незаметно, та в лавке не отнимала много сил, разве что когда среди пожертвованных вещей попадалось что-нибудь действительно дорогостоящее, весь штат охватывала легкая паника. В таких случаях главное было правильно назначить цену, ведь в любой момент в лавку мог нагрянуть бывший владелец вещи и возмутиться, что его дар оценили недостаточно высоко.

В этот понедельник Аннелизе предстояло разобрать пять мешков со всякой всячиной, предназначенной на продажу. Она уселась в небольшой подсобке позади торгового зала, откуда вели двери на склад, в маленькую кухоньку и туалет, и принялась внимательно перебирать вещи. Там были груды одежды (главным образом женской), пропитавшиеся пылью мягкие игрушки, пестрые детские вещички, комнатные безделушки, несколько книжек в бумажных обложках и дешевая бижутерия. Примерно половина всей этой разномастной мешанины была в приличном состоянии, и Аннелизе начала аккуратно сортировать вещи, отделяя зерна от плевел.

«Поразительно, какой только хлам люди не приносят на благотворительную распродажу, — в который раз удивилась она про себя, вертя в руках мужскую рубашку с потертым воротником, оторванными пуговицами и подозрительным желтым пятном на рукаве. — Интересно, что это? Карри или, может, цветочная пыльца?» Рубашка незамедлительно отправилась в коробку с мусором.

Ивонна, еще одна волонтерка, стояла за прилавком у входа в лавку и безостановочно болтала с покупателями. Аннелизе нравилось работать с Ивонной, потому что эта словоохотливая хохотушка легко обходилась без собеседника и не требовала от подруги участия в разговоре. Обычно Аннелизе спокойно занималась своими делами под тихое жужжание радио, не обращая внимания на болтовню Ивонны. А в этот день ей особенно хотелось отгородиться от всех, и неумолчный щебет подруги пришелся как нельзя кстати. Сегодня Аннелизе не смогла бы поддержать разговор, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Свой истерзанный вид она объяснила тем, что провела бессонную ночь, хотя ударная доза снотворного, принятая накануне, отключила ее на полных восемь часов. Утром, взглянув на себя в зеркало, Аннелизе ужаснулась: она выглядела просто кошмарно, самая жестокая бессонница не оставила бы на ее лице таких разрушительных следов. Горе состарило ее за одну ночь на много лет. Кожа обтянула кости, глаза запали, взгляд погас, словно сама ее плоть взбунтовалась против боли, которую ей довелось испытать. Нежный румянец на щеках исчез, уступив место сероватой бледности, вместо плавных мягких линий остались одни лишь острые углы да глубокие впадины. На бесцветном овале лица, будто два сумрачных омута, темнели фиалково-синие глаза, в точности такого цвета, как у Бет. Густые светлые волосы, аккуратно собранные в тяжелый узел на затылке — когда-то восхитительно белокурые, отливавшие платиной, а теперь поблекшие, — больше не придавали ей женственности. Теперь они ее старили, наделяя сходством со сказочной ведьмой.

Аннелизе с трудом узнала себя. Много лет назад один воздыхатель уверял, что с ее длинной изящной шеей и бархатными глазами лани она похожа на прима-балерину. Неужели он говорил о ней? Когда-то Аннелизе считалась одной из тамаринских красавиц, во всяком случае, так утверждал Эдвард. Когда это было? Миллион лет назад?

Где та, прежняя Аннелизе? Что с ней случилось?

Что ж, придется повозиться с лицом, решила она. Немного тонального крема, капелька крем-пудры, чтобы скрыть темные круги под глазами, тушь для ресниц — робкая попытка придать взгляду живость — и чуть-чуть жидких румян, чтобы вернуть цвет поблекшим щекам. Аннелизе всегда виртуозно пользовалась косметикой.