Уроки разбитых сердец - [135]

Он занимал все ее мысли, и его всегда сопровождала эта таинственная Миранда, женщина, принадлежавшая к миру Дайаны, к миру роскоши и богатства.

— А с кем ты дружила? — с деланным безразличием спросила она как-то раз Дайану, мучительно напрягая слух: не всплывет ли имя Миранды. Может, если удастся узнать побольше о ней и Джейми, то колдовские чары рассеются? Лили не сказала Дайане ни слова о том, что произошло между ней и Хэмилтоном. Несмотря на работу в больнице, Дайана в душе оставалась все тем же невинным ребенком, что и прежде. — Расскажи, как ты начала выезжать. Все говорят, что до войны Лондон был совсем другим, но я-то приехала из Ирландии, и мне трудно судить о том, что тут изменилось, а что нет.

— Черт возьми, да все изменилось, — вздохнула Дайана. — До войны это был совсем другой мир, Лили, даже не знаю, как тебе объяснить.

— А ты все же попробуй, — попросила Лили.

— Ну, прежде всего главной задачей в жизни считалось выйти замуж, — начала Дайана. — Девушкам вроде нас не полагалось работать или учиться в университете, Боже упаси!

Такая особа прослыла бы «синим чулком», и никто не захотел бы на ней жениться. Но, слава Богу, моя мама так не считала, она не похожа на других матерей. У большинства моих знакомых девушек вся жизнь вертелась по одному кругу: первый выезд в свет, первый бал, знакомство с перспективным женихом и удачное замужество. Если бы не война, мы все были бы уже замужем.

Стоило только слегка направить разговор в нужное русло, и Дайана начала охотно рассказывать о мире, который казался Лили чужим и незнакомым.

Дочь сэра Арчибальда Белтона представили ко двору в длинном атласном платье и с цветами в волосах, она танцевала всю ночь вместе с другими дебютантками. Потом последовали чудесные вечеринки в «Клэриджес» и ночные клубы, такие как «Четыре сотни». При упоминании о нем Лили почувствовала дурноту: ведь они собирались в этот клуб той ночью.

— Нам, конечно, не позволяли посещать ночные клубы, — усмехнулась Дайана, — но мы все туда ходили. Мне больше всего нравилось во «Флориде». Там всегда бывало так весело!

С мужчинами Дайана никогда не заходила дальше скромных поцелуев, даже теперь. Еще в начале занятий в больнице Лили показалось странным, что медсестра так мало знает о сексе. Сама она выросла на ферме, в окружении домашних животных, и отлично представляла себе, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Дайана же, напротив, оказалась крайне несведущей в этих вопросах.

— Никто не говорил с нами о… сама знаешь, о чем, — объяснила она. — Разве что предостерегали против мужчин, с которыми НБСТ (небезопасно садиться в такси).

Дайана водила дружбу с герцогами, была накоротке с иностранными принцами и провела год в парижском пансионе благородных девиц вместе с десятью другими юными леди, совершенствуя свой французский и посещая парижские музеи. В пансионе царили строгие нравы: весь год с воспитанниц глаз не спускали, боялись, что они убегут. Еще девочкой Дайана брала уроки танцев у мадам Вакани, где весело хихикала и шепталась с другими маленькими аристократками, своими ровесницами.

Разнице в происхождении и воспитании Дайана не придавала никакого значения. Лили и не сомневалась, что, следуя традиции, ее подруга благополучно выйдет замуж за богатого наследника титула, мужчину своего круга, но в противоположность большинству представителей знати Дайана обладала редкой душевной щедростью и была совершенно лишена снобизма.

Впрочем, старый мир стремительно менялся, Лили это понимала. Благородное происхождение и высокий пост уже не важны для того, кто лежит в луже крови, задетый осколком снаряда. Бомбы не различают бедных и богатых, разве что богатая женщина будет лежать в заляпанной кровью роскошной шубе, а бедная — в старом заштопанном шерстяном пальто, накинутом поверх ночной рубашки. Смерть не станет интересоваться, числится ли ваша фамилия в «Готском альманахе», этой библии европейской аристократии.

Лили зябко поежилась. Она едва держалась на ногах от усталости, но сон не шел.

Ночью приходилось хуже всего. Она ворочалась в постели без сна, снова и снова прокручивая в памяти события того ужасного дня на Саут-Одли-стрит. Лили то твердила себе, что Джейми предназначен ей судьбой, то в ужасе шептала, что это невозможно.

Много раз она проигрывала про себя всю сцену на кухне. Кажется, Джейми собирался признаться… «Лиля, я должен кое-что тебе сказать…» И опять она видела перед собой лицо Сибил, ее глаза, сверкающие злобным торжеством. Как ни странно, Сибил ни словом не обмолвилась Дайанеотом, что произошло на кухне. Она то ли чувствовала себя виноватой, то ли хотела заставить Лили страдать в одиночестве, кто знает?

В любом случае так было лучше. Лили не хотела никого посвящать в свою тайну.

Когда ее начинали преследовать мысли о Джейми, о сне можно было забыть. Прошло больше месяца со дня свадебного ужина на Саут-Одли-стрит, и Лили едва ли не каждую ночь — сначала в сестринском доме, а потом в особняке миссис Вернон — садилась у окна, отгибала светомаскировочную штору и смотрела на темные улицы Лондона.

Но в эту ночь она чувствовала себя так одиноко, что почти ждала, когда завоет сирена воздушной тревоги и придется спускаться по шатким ступеням в андерсеновское бомбоубежище