Уроки английского - [20]

– Да тебе нечего было, и волноваться даже.

– Что! – Взрываюсь я. – Как ты можешь такое говорить мне?

– Так и говорю, что ты со страху все так придумала. И знаешь почему?

– Почему! – Почти в один голос мы произносит с нашей училкой.

– Да потому, что они же бомжи! Понимаете! Бомжи! Они вообще среднего рода и у них ничего не стоит! Это понятно?

Я даже переглянулась с ними. О чем это она, думаю я, причем здесь это и что должно стоять?

– Что, среднего рода и почему кто-то должен стоять, где? Знаешь, Катя! Ты хоть и считаешь меня глупой, но я тебя не понимаю!

– Правильно! Ты и не можешь понять. Ну, ладно, не обижайтесь. А все дело-то в тех самых, кто среднего рода. Все дело в них, самих, бомжах этих. Вы, что же думаете, что они мужики, мужчины, и что у них после этой жизни на свалках, да с пьянками и куревом, после их полуголодного существования все так и встанет?

– А, это. – Догадываюсь я. – Ты думаешь, что они не смогли бы даже со мной ничего сделать?

– Нет, сделать-то они что-то и смогли бы, но только не смогли бы из тебя сделать настоящую женщину.

Я ничего не понимаю и с обидой ей.

– Как это, настоящую? Это еще почему?

– Да потому, что ты еще девочка! Вот почему!

Мне так обидно стало, что я встала и уже со слезами на глазах хотела ей сказать все, что о ней думаю, но тут вмешалась Саша.

– Сядь! Сядь и успокойся! Что ты взъерошилась, и губки сразу надула? Радуйся, что все так счастливо закончилось. Видишь, какая ты! Можно подумать, что ты обиделась от того, что и в этот раз не стала настоящей женщиной. Видимо, точно, ничего ты так и не поняла.

– А ты, что? Ты уже все поняла, потому, что ты, уже женщина? – Это я ей теперь с обидой, на ее колкие упреки, о моей тугодумке.

– А разве это преступление, быть женщиной? Или я должна в свои двадцать четыре года оставаться такой, как ты? – Ну не кипятись, сядь, я все тебе поясню, слушай, Катя права!

Я с возмущением и полным не пониманием сажусь, стараясь не смотреть на обеих. Мне так обидно! А училка говорит.

– Ты, ведь не знаешь, какая самая главная проблема у женщины. Ты, не можешь даже знать об этом, потому, что ты все еще девочка. Понятно?

Я сижу и молчу, дуюсь и пока ничего не понимаю. Какая такая еще главная проблема у женщин? Ничего не понимаю!

– Ну, и какая?

– А такая. Что сначала они от нас этого добиваются и всячески уговаривают с ними переспать и мы, в конце-то, концов, может и уступаем, и при этом надеемся на получения удовлетворения, а когда мы уже настроились и готовы их принять, вдруг у них обнаруживается это.

– Что, что у них обнаруживается?

– Да в том-то и оно, что ничего не обнаруживается. Вот что!

– В каком это смысле, ничего?

Встревает Катька и опять мне свою руку в изгибе показывает.

– Вот, какая должна быть у них эта штука! А у них вот. – И она показывает указательный пальчик, который согнула и им слегка помахивает. – Поняла?

– А, теперь поняла! Только почему же это наша проблема. У них же не стоит, а не у нас.

– В том то и наша проблема. – Поясняет она. – У них не стоит, а у нас проблемы. И знаешь, что? Некоторые девушки эту проблему решают между собой. И мне показалось, что вы уже с Катюшкой прекрасно решаете эту проблему. Так решаете, или мне это только показалось? Я права, Катюша? Что ты молчишь?

– А я и не молчу, думаю.

– О чем?

– Да о том, что и ты с этой проблемой тоже прекрасно справляешься без них. Что, я не права? – И мы обе устремили свои любопытные взгляды на нее.

– От чего, ты так решила?

– Да, есть такая информация. Наталка, скажи ей.

– А чего это я? Сама и скажи.

– Нет, ты! Ты же всю эту бучу заварила, ты и скажи.

– Какую такую бучу? Что ты там заварила? – Это спрашивает училка встревожено. – А ну, немедленно рассказывайте. И потом, что это за информация, она что же, обо мне? Ну, говорите, я слушаю.

И мне приходится все ей выкладывать. И как мать ее хотела показательно растоптать и что она о ней думала, пока я не сообразила и за нее не заступилась. Это я насчет ее репетиторства со мной. А потом о том, что я видела, как мать выскочила и хотела ее позвать и вернуть. И я догадалась, почему, и решила сейчас спросить ее.

– Она, что же, к тебе тогда приставать стала?

– Ну, да! Твоя мать ко мне полезла, а я ее оттолкнула и убежала.

– А как она, как это делала? – Это уже Катька встревает. Вот же, какая любопытная.

– Да очень просто. К тебе, что ни разу не приставали?

– Да приставали пацаны, и даже один мужик. За сиськи, да за ж… хватали, а слесарь из соседнего дома, что отцу помогал, меня даже за пиду хватал, но я ему ответила, и как коленкой ему двинула, так он сразу, же и отступился. Это все. А вот, как бабы пристают, я и не знаю. Они, наверное, не так, потому и спрашиваю.

– А бабы, как ты говоришь, девочки, женщины значит, все проделывают тоньше и с шармом. Если бы не сам факт, что к тебе пристают девочки, такие же как ты сама, и что это делают для тебя, с любимым человеком, тогда все просто замечательно.

– А она, Наташкина мать, она что же? Все так же, замечательно делала?

И она принялась рассказывать подробнее. Сказала, что сразу же обратила внимание на меня и что мать меня достает все время, а с ней мать сразу же стала заигрывать. И все время ласково обращалась, игриво. Чаем поила и когда беседовала, то перед ней старалась свои ноги показать и грудь расправить. Вообще красовалась перед ней. А когда она не отреагировала, то стала агрессивней вести себя.