Урок супружества - [25]

Ну и кто теперь заикался? Томас постарался сдержать довольную улыбку.

— Уже поздно. Вам следует отправиться спать. — Сказал он хрипло, не выпуская её из кольца своих рук.

— Да, да, именно так я и поступлю. — Не делая попыток освободиться, ответила Марианна.

— Полагаю, это наилучший выход, — Томас склонился к ее губам.

— Полностью с вами согласна, — прошептала девушка.

Томас легонько коснулся ее губ, сдерживая в себе желание получить больше. Неохотно, но он все же разжал объятия. Затем, наклонившись, он взял очки со стола, и с нежностью надел их ей на носик, зацепив дужки за уши.

— Спокойной ночи, Марианна.

С этими словами он отошел в сторону и взглянул на нее. Ее волосы были еще в большем беспорядке, чем обычно, щеки пылали, а в глазах горела страсть и отчасти смущение.

— Спокойной ночи, Томас.

Развернувшись, она медленно направилась к двери. Ее бедра слегка покачивались в такт шагам, и в этот миг в памяти Хелмсли всплыла их первая встреча, тот момент, когда она предстала перед ним неземным видением. Хорошо, что этим вечером она не появилась здесь в своей ночной рубашке. Кто знает, что могло бы произойти, если бы их не разделяло так много одежды?

Коснувшись ручки двери, она повернулась:

— Томас?

— Да?

— Смею предположить, что мне, несомненно, понравится ощущать всю полноту жизни. — Она послала ему дерзкую улыбку, и выскользнула за дверь.

Сердце мужчины заполнила волна безрассудного восторга. А лицо, как он предположил, озарила самая что ни есть идиотская ухмылка. Нет, конечно же, он прекрасно знал, что случилось бы этим вечером, появись Марианна здесь в чем–то легком, таком, что намного проще снять, нежели это платье, надетое на ней сейчас. Томас не сомневался, что еще несколько минут, и он сорвал бы одежду с ее жаждущего тела и занялся бы с ней любовью, прямо здесь на столе в библиотеке. Он знал наверняка, если бы удары часов не вырвали его из мира грез обратно в реальность, то здесь кое–что произошло бы. Он хотел, чтобы это случилось.

Он хотел, чтобы это случилось?

Милостивый Боже, когда его желание защищать успело перерасти в чувство совсем иного рода? И что ему теперь делать со всем этим?

Мужчина подошел к креслу с высокой спинкой, стоящему у стола, сел в него и, облокотившись на стол, закрыл лицо руками.

Думай, черт возьми, Томас, думай!

Он желал сестру своего лучшего друга. Невинную сестру своего лучшего друга. Он желал молодую женщину, забота о которой была возложена на него ее братом и его матерью. Его матерью! Да она ему голову оторвет, если Ричард не сделает этого раньше.

Конечно, пока у него с Марианной не произошло ничего, что повлекло бы за собой какие–либо последствия. Приподняв голову, Томас окинул комнату невидящим взглядом. Несомненно, он сможет проследить за тем, чтобы ничего и не произошло в дальнейшем. Что же в этом трудного?

Безусловно, Марианна очень упряма, и может запросто отправиться на поиски того, с кем могла бы испытать полноту жизни. Хотя, если он продолжит с ней уроки, ей не придется искать кого–то другого. Ему лишь нужно будет проследить, чтобы они не увлекались. Стон вырвался из его груди. Ведь он обманывает сам себя. Будет крайне сложно не увлечься. Черт возьми, да практически невозможно.

Он должен сконцентрировать все свои силы на том, чтобы найти для нее мужа, и как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Вот в чем в действительности заключается его долг.

Томас сделал глубокий вдох, игнорируя беспокоящую его мысль о том, что поиски мужа для Марианны теперь не кажутся такой уж заманчивой идеей, как раньше. И задача не упрощалась. Но тем не менее, он был настроен решительно. Вопрос был улажен, и сегодня он уже ничего не мог сделать.

Решительно отбросив дальнейшие мысли об упрямой искусительнице в очках, Томас решил провести часок–другой за занятием, которое доставляло ему радость. Предастся тайному пороку, так сказать.

Хелмсли открыл ящик стола и вытащил лист бумаги, над которым работал, до того, как пришла Марианна. Положив его перед собой, он внимательно изучил текст, написанный неразборчивым почерком, и вздохнул.

Поэзия была тайной страстью Томаса. Но он прекрасно знал, что сочинение стихов не входило в число его талантов. По сути, его творчество оставляло желать лучшего. Он признавал это. Хотя даже, если бы и нет, те несколько человек, которым он, пару раз, все же давал прочесть их, подтвердили тщетность его попыток. Тем не менее, это приносило ему радость. И где–то глубоко в сердце, Томас лелеял тайную надежду, что настанет день, и он напишет что–то, что заставит дам пасть к его ногам, а сильных мужчин зарыдать от силы слов.

Взяв перо, он пристально посмотрел на листок. Ему хотелось написать о поцелуе, который он разделил с Марианной. Это был так вдохновенно и незабываемо. Не важно, что произойдет в будущем, но сила этого поцелуя должна быть увековечена, даже если лишь в плохой рифме.

Особенно теперь, когда он решил, что между ними больше не произойдет ничего подобного.

Как и должно быть. Как он и хотел.

* * *

Марианна закрыла за собой дверь библиотеки, и направилась в отведенную ей спальню. Она поднялась по лестнице, затем прошла по коридору, при этом соблюдая абсолютно ровный и умеренный шаг. Она шла так, словно в ее жизни не произошло ничего невероятного, и ею совсем не владело непреодолимое желание пуститься вприпрыжку по коридору, хихикая при этом, словно сумасшедшая.