Урок - [60]

Отметим лучше, что бабушка оставила не только вещи более или менее дорогие, но и большое доброе имя: она была виднейшим детским врачом, крупным ученым, академиком.

Осталось от бабушки и потомство: сын и сын сына — внук. Внук последние годы жил с матерью, первой женой сына бабушки, отдельно; бабушка жила с сыном и его второй женой. Но бывал внук в доме бабушки постоянно, она его любила, баловала, одаривала. Внук был для нее больше чем утехой — надеждой семьи, может быть, потому, что в сыне что-то не осуществилось…

Бабушка за долгую жизнь исцелила, наверное, тысячи детей (а если иметь в виду не ее личное участие, а воздействие на медицину совершенных ею открытий, то тысячи тысяч), она возвращала детей к жизни из самых, казалось бы, безнадежных состояний, она лечила и вылечивала. Но бывали все же печальные исключения, когда вылечить не удавалось. Одним из этих печальных исключений стал ее собственный сын. Из-за не удаленного вовремя аппендикса он тяжко переболел, перестрадал, и последствия тяжкой этой болезни мучили его всю жизнь… За ним ухаживала бабушка, потом первая жена (мать внука), потом — в самую трагическую пору — вторая жена.

Это, к сожалению, бывает: у замечательных педагогов вырастают иногда запущенные педагогически дети, а у замечательных врачей — дети, запущенные медицински. И осуждать за это, наверное, нелепо, как нелепо осуждать солнце за то, что лишь на расстояниях достаточно головокружительных оно обеспечивает жизни восхождение и расцвет…

Сын бабушки вырос больным, но разнообразно одаренным человеком. Он стал тоже — по ее настоянию — врачом, хотя в юности мечтал быть астрономом, он любил музыку, стихи старых поэтов, работу в саду и одиночество. Он был безразличен к вещам, которые окружали его с детства, должно быть, в силу их бесконечной малости рядом с безмерностью небесных величин, заронивших в детское его воображение нечто такое, о чем в состоянии рассказать только музыка.

Товарищи по медицинскому НИИ иногда называли его марсианином из-за того, что он, будто бы ни с того ни с сего, неожиданно улыбался, и неожиданно задумывался, и говорил неожиданные вещи, точно помимо окружавшего его и нас всех безусловно реального и в общих чертах понятного мира существовал для него и иной, менее реальный и менее понятный. Он был, конечно, странен немного, как бывают странны больные с детства люди, чей жизненный опыт равен, по существу, опыту жизни их сердца и поэтому и намного беднее, и намного богаче нашего: ведь тот, кто с самим собой общается больше, чем с окружающими людьми, — одновременно и мудрец, и ребенок.

Но, несмотря на все странности, впрочем, достаточно невинные, а также невзирая на подавленную страсть к небу, он был неплохим, даже хорошим, а некоторые утверждали, что и отличным, врачом. В отрыве от дома и сада, от музыки и деревьев, он в стенах НИИ мыслил четко и трезво, вел интересные исследования, выступал с содержательными статьями. Он говорил и писал на нескольких языках, поэтому помогал матери в ее разнообразных работах.

Врачом должен был стать и внук — тоже по настоянию бабушки, — он учился в мединституте, хотя к моменту описываемых нами событий оттуда ушел.

Итак, когда умерла бабушка, осталось наследство, которое старые романисты, в духе литературы XIX века, живописали бы достаточно подробно и выпукло. Они бы его живописали, чтобы потом энергически перейти к сути дела — имущественному конфликту. Последуем и мы по этому хорошо освоенному литературой пути.

Единственным законным наследником бабушки был ее сын, к нему все и перешло. Через два месяца умирает и он. Теперь по юридическим нормам наследство делилось на две части: одну должен был получить внук, вторую — вдова его покойного родителя. И тут внук делает ход, после которого, если бы это разыгрывалось не в жизни, а на шахматной доске, комментаторы поставили бы восклицание. Тотчас же после похорон родителя он обращается в суд с исковым заявлением, в котором в обеспечение его законной половины, дабы она не была разбазарена, настаивает на аресте имущества целиком. Искушенные в имущественных конфликтах судьи и судебные исполнители отлично понимали, что это лишь начало, завязка хитроумной комбинации, и ожидали очередного хода. Внук не заставил ожидать себя долго. В создавшейся четкой юридической ситуации он мог получить наследство целиком, полностью, безраздельно лишь при одном условии — если бы удалось расторгнуть посмертно семейные узы, соединявшие долгие годы покойного родителя с его второй женой, объявить эти узы юридически недействительными. Тогда вдова автоматически выбывала из игры, и он оставался единственным господином положения и имущества.

Но каким образом доказать, когда муж уже похоронен, что жена на самом деле не жена (а стало быть, и не наследница)? Возможно ли это?

Возможно, если удастся доказать, что семейные узы с ней заключены душевнобольным (на юридическом языке недееспособным), а на языке обыденном безумным человеком, который не ведал, что делал, что творил, женился или нанимал секретаря-стенографистку.

И вот в суд поступает новое исковое заявление, суконным языком подобных документов в нем излагается то, что, видимо, бессилен выразить язык даже гомеровских и библейских песнопений: безумен мой родитель — установите и докажите это посмертно!