Урок - [52]

Воинствующий дилетант гораздо опаснее самого жесткого формалиста. Этот дилетантизм имеет одну существенную социально-этическую особенность: его надо рассматривать в совокупности с качеством, которое я назвал бы условно бесстрашием чиновника, избалованного тем, что ему верят без доказательств. Видимо, первый раз в жизни от Шкробы потребовали доказательств на этом суде. Тут не помогали ни апломб, ни небрежно-уверенные ссылки, действовали только достоверные факты.

Суд тщательно и скрупулезно выполнил «контрольный обмер» девяти томов, составленных Шкробой, и отнес их к «завышениям».

3

Несмотря на то что ревизия Шкробы носила несколько анекдотический характер, она потребовала от судебной коллегии углубленной исследовательской работы: мало было чисто логических доказательств, абсурдность ряда его утверждений надо было опровергнуть расчетами и документами, опровергнуть инженерно и, разумеется, юридически, с точки зрения действующих общеизвестных положений малоизвестных, затерянных в недрах ведомств инструкций. И тут в судебной коллегии обнаружилось весьма уместное для данного дела сочетание двух типов мышления — юридического и инженерно-технического. Сильченков — опытный юрист, а народные заседатели Магнич и Иванов — люди высокой технической культуры. Первый — литейщик завода «Русский дизель», второй — инженер завода имени Ильича. Они помогали Сильченкову читать чертежи, разбираться в запутанной документации, ставили точные вопросы и умели анализировать ответы. Отнюдь не декоративной фигурой был на этом суде и представитель гражданского истца Эммус. Человек в «Главзапстрое» новый, он никогда раньше не видел ни одного из подсудимых, шел на суд с целью потребовать от них возмещения убытков, но по мере судебного разбирательства обнаруживал все отчетливее и непредвзятость, и широту мышления. Сам Сильченков оставался от начала до конца верен формуле: «Мы устанавливаем истину».

Я пишу: «дело № 8436», а по существу был ряд «дел»: «завышение по шпунту», «завышение по песку», «о смете 81 К»… И любое из этих «дел» ставило перед судом каверзные вопросы. Иной раз истина в буквальном смысле слова находилась под землей.

Шпунт — металлическое ограждение на время земляных работ в котловане при сооружении фундамента. Он защищает фундамент от осыпающейся земли, и когда работы выполнены, его извлекают. Эксперты заявили, что металла было забито меньше, чем «опроцентовано», и поэтому нашли по шпунту солидное «завышение». Путем скрупулезного исследования суд установил, что строители, в том числе Головачев и Сопровский, нашли ряд остроумных, резко удешевляющих работы технических решений, при которых металл не нужен, более того — они с честью вышли из аварийной ситуации, когда под угрозой могла оказаться одна из «артериальных» эстакад действующего завода.

По существующему положению СУ, добившись экономии, получает от «заказчика» полную стоимость, но можно ли это отнести к «завышениям»? Смысл этого положения ведь в том, чтобы материально стимулировать рационализацию на стройках. Эксперты усмотрели криминал в факте, оторванном от живой жизни, — что шпунта было забито меньше. А почему меньше? Выиграло ли от этого государство? На эти вопросы четкие ответы дали не эксперты, а суд. Не будет гиперболой, если мы назовем его работу блистательной.

Ленинградский городской суд разбирал это дело восемь месяцев. От 821 066 рублей «завышений», которые фигурировали в обвинительном заключении, не осталось ни рубля, ни копейки. Не было завышений — была экономия. Не было жульничества — было творчество.

Стройная конструкция «приписка — взятка — премия» оказалась лишенной первого звена. Но если не было приписок и строители получали премии совершенно законно, за что было давать взятки работнику УКСа завода Рудановскому?

Однако суд все же исследовал самым тщательным образом и вопрос о взятках, установив, что доказательства тут отсутствуют, а есть догадки, предположения, туманные намеки, неопределенные слухи и еще «чистосердечные рассказы» инспектору ОБХСС Твардовскому, в которых нет ни логики, ни здравого смысла.

Чтение приговора по этому делу заняло пять часов. Он состоял из многих разделов, и каждый заканчивался словами: «Сумма вменена неосновательно», «Обвиняются неосновательно», «Подлежат оправданию». Наконец Сильченков дошел до строк: «Немедленно освободить из-под стражи».

Зал аплодировал. Работа суда была для него большой школой правосознания. Школа эта воспитывала уважение к социалистической законности, к советскому правосудию.

4

А сейчас вернемся к тому, с чего мы начали наше повествование: «Головачева арестовали 25 августа; Сопровского, Кольчинского, Рудановского — через два дня…»

Чем же располагало дознание — ОБХСС Кировского района Ленинграда — к 25 августа? Актом контрольного обмера, выполненного Ленинградской областной конторой Стройбанка в июне и зафиксировавшего «завышения» в несколько сот тысяч рублей. Банк тогда же отнес их к «оправданным», поскольку в том году вводились новые сметные цены и работы иной раз опережали поступление утвержденных смет; нарушение, по сути, было формальным; добросовестные, серьезные работники Стройбанка не стали поднимать шум, ограничившись актом. Было в распоряжении ОБХСС и некое анонимное письмо, написанное туманно и весьма развязно. В нем сообщалось, что «в тресте окопались жулики», мельком назывались фамилии Головачева и Сопровского… И вот были произведены аресты.