Урок - [160]

…Инструктор Белостокского обкома партии Александра Никифоровна Захарова появилась в партизанском отряде после долгих скитаний по тылам врага и при весьма запутанных обстоятельствах. Поначалу она доила партизанскую буренушку. Через месяц стала комиссаром отряда. И там же, в партизанских лесах, нежданно-негаданно нахлынула поздняя любовь. А он, секретарь Рогачевского подпольного райкома партии Иван Тимофеевич Зуевич, тоже испытывал к этой женщине огромную нежность и тоже тайно. Был он человеком семейным, жена и дети эвакуировались, да так и исчезли где-то.

Оба они — и Захарова, и Зуевич — были из тех людей, для которых долг выше всего, даже любви. Вот и таили чувства друг от друга, а пуще того, как в песне поется „от себя самих“.

Потом тяжело раненную Александу Никифоровну вывезли самолетом на Большую землю. Вскоре оказался по делам в Москве Иван Тимофеевич. Он навестил комиссара в госпитале, и такой волнующей оказалась эта встреча, что не было сил не открыться. Но, идя в госпиталь, Зуевич уже знал, что нашлась его семья и все близкие живы-здоровы. Поговорили эти сильные люди и порешили: все останется по-прежнему. С тем и расстались.

И долгие годы не виделись… Жили рядом, а узнавали друг о друге стороною. Тяжелая болезнь унесла жену Ивана Тимофеевича, выросли и разлетелись из родительского гнезда дети… Только тогда встретились они снова — людьми весьма и весьма пожилыми. Через восемнадцать лет! Встретились, чтобы больше не расставаться. И как же были они счастливы!

Я слушал их рассказы, перехватывал открытые, полные любви взгляды, которыми обменивались эти современные Филемон и Бавкида, и у самого светлело на душе… Исключительная судьба? Нет и нет. Словно спеша уверить в этом, Александра Никифоровна рассказывала мне (я цитирую ее дословно):

„У нас таких любящих сердец было много. Вот были Николай Шуршин и Ольга Клепча. Он сибиряк, она белоруска. Они друг без друга не могли обходиться совершенно. И уж если они пойдут вдвоем, наверняка все будет выполнено отлично. Были они в разных отрядах, но если бой — они рядом. Если тяжелый поход — он около нее. Если трудное задание — вместе. Одна мысль, одно сердце, одни цели.

Ольга и Николай и погибли вместе. Николай был ранен в бою в обе ноги, а она, подбежав к нему, хотела вытащить его, но это оказалось невозможным — они попали в плотное кольцо. Да и не могла она поднять его и унести. Тогда она осталась с ним. Как ни приказывал Николай как командир отойти, она не отошла от него. Он истекал кровью, а она его автоматом повела бой. Немцы поднимутся — даст очередь. Впечатление такое, что она тоже убита — притворится, а как только станут подходить ближе, еще даст очередь…

Расстреляла все патроны. А последними — вынула у Николая из кобуры наган, — последними патронами выстрелила ему в голову, хоть он и был уже безжизненным, а потом — себе. Осталась верна.

Но она, по-моему, не умерла. Она бессмертна. И любовь их тоже…“

Вы знаете, нужно было слышать, как произнесла эти слова Александра Никифоровна».

Мальчик-скептик: «Ну хорошо, это война, это героическое поколение, а вот в наши дни, в наше время!..»

Мальчики-скептики умеют вкладывать какой-то особый смысл в эту элегическую формулу «наши дни, наше время», будто бы им лично доподлинно известны какие-то иные дни, какое-то иное время.

2

Вилис Романович Люмкис назвал рассказанную им историю (точнее, две истории) «гипотетической иллюстрацией к метафоре поэта», то есть одной из возможных иллюстраций.

Но, кажется мне, эта «гипотетическая иллюстрация» обладает особой ёмкостью и особой логикой. Я постараюсь в дальнейшем, развивая тему, волнующую читателей, от этой логики не уклоняться, — с тем чтобы документы, то есть письма, соответствовали «сюжетному ряду» данной гипотетической иллюстрации. Для этого сейчас отвлекусь от писем-«подсказок» и познакомлю с иными документами.

«…Нежданно-негаданно в ноябре 1973 года началась у меня переписка с Москвой, где живет человек, с которым я последний раз виделась в 1926 году и который обожал меня чуть ли не с детства, но боялся даже показать это. У него умерла жена. Он узнал мой адрес. Чувство у него вспыхнуло с новой силой, мы несколько месяцев переписывались, и 19 марта он приехал в Пензу, остановился у друзей и пришел ко мне. Я его помнила, конечно, несколько смутно и не представляла, что за человек появится у меня. Была приятно поражена внешним видом, а потом и всем его внутренним обликом. Это оказался высокий человек с интеллигентным лицом, очень симпатичный, даже обаятельный, воспитанный и так расположенный ко мне, что я даже растерялась вначале. Он говорит, что если я не соглашусь стать его женой, то для него жизнь кончена, и говорит это со слезами на глазах. Хотя я уже и слышала в далекой юности нечто подобное от человека, с которым жизнь не сложилась, но сама сейчас чуть не плачу, так мне его жалко. Я была у него в Москве с „ответным визитом“, сейчас мы опять в Пензе, он меня не покидает и слушать не хочет ни о каких препятствиях, — словом, медленно, но верно „завоевывает“. Вот такая романтическая история послана мне судьбой на склоне лет…»