Урод - [4]

— Что за чертовщина, — прохрипел он, пытаясь пошевелить руками.

Ничего не выходит. Катетер держит намертво, будто морскими узлами его привязали к этой кровати. Он же приехал сюда по важному делу… Или нет? Что тогда он забыл в больнице, да еще и в виде разлагающегося овоща?

Мужчина снова предпринял попытку поднять руку, и снова ему пришлось лишь выругаться. Голова закружилась, точно он проходил испытания перед полетом в космос. Откинувшись обратно на подушку, он повернул голову в сторону. Цветы. Красивые. Но ведь он не женщина, чтобы дарить ему цветы. Рука потянулась в сторону вазы.

— Да чтоб тебя! — плюнул он в катетер и, собрав все силы, рванул второй рукой капельницу и другие провода.

Палата заверещала писком монитора. Пусть орет, ему хватит и минуты, чтобы посмотреть на эти цветы. Он не мог отделаться от надоедливого, клейкого ощущения подвоха в этих цветах, что репейником обложило его со всех сторон. Прицепилось — и не скинешь.

— Больной! Что вы делаете?! — в палату вбежала медсестра. — Немедленно вернитесь на место! Больной!

— Не кричите. Я просто хочу посмотреть цветы. Наверное, это моя жена прислала.

— Их принес курьер. От кого — он не сказал.

Девушка коснулась его горячего плеча (слишком горячего — очень похоже на повышенную температуру) и с силой надавила, чтобы вернуть его в лежачее положение.

— Не трогай меня, овца! — оскалился мужчина. — Имею право делать все, что захочу. Больно! — крикнул он, когда пальцы медсестры надавили чуть ниже — на перевязанные ребра. — Идиотка.

— Ну хорошо, — сдалась она. — Берите цветы.

Девушка сделала от него шаг назад, про себя окрестив безымянного пациента «придурком», и стала ждать. Он дотянулся, издавая непонятные звуки вроде кряканья и хрипа, до букета и осмотрел его. Дорогой. Конечно, его не удивляет стоимость букета. В этом нет ничего особенного, но есть нечто странное в том, что букет ожидает на тумбочке больничной палаты.

— Нашли смысл жизни в этом букете? Я могу продолжить спасать вашу жизнь?

— С чувством юмора вам надо потренироваться, милочка. Нельзя ли позвать другую медсестру? Мне с вами не комфортно.

Медсестра насупилась, но промолчала. Больше с ней скотское поведение не прокатит. Ни один пациент больше не посмеет показывать ей свой нрав. Устав ждать чуда от странного поведения мужчины, она со всей силы опрокинула его на постель и вставила катетер.

— Я тебя… — хотел пригрозить он, но не успел.

Пощечина сделала свое дело.

— Как ты смеешь! Я буду жаловаться!

— Начнем с того, что мы на «ты» не переходили, — прошептала она, наклоняясь к нему ближе. — А закончим тем, что я могу сейчас гораздо больше, чем вы. Например, подвергнуть вас насильственной эвтаназии, сообщив родственникам, что ваше состояние упало ниже предела выживаемости. Как идея?

Ее губы двигались, раскрывались и закрывались, завораживая его. Сочный абрикос. Спелый персик, истекающий нектаром. Ему нравится эта строптивая медсестра. Словно ролевая игра наяву. Такие красивые пухлые губы — и обещают ему насильственную эвтаназию. Что-то в этом есть.

— Боюсь, девочка, тебе не по силам справиться со мной. Силенок маловато, — огрызнулся мужчина, все же чувствуя больше злости и ярости к этой женщине, чем интереса и влечения.

Его глиняно-коричневые глаза скрестились в безмолвной битве с ее — цвета папируса. Они словно боролись на мате, играли без правил. Он взбесил ее так сильно, что рука бы не дрогнула всадить иглу с сильнодействующим препаратом прямо в сонную артерию. Она щекотала его эго тонким перышком, вызывая настолько различные эмоции, что определиться в них пока было невозможно.

— Что с твоим лицом? — спросил мужчина, оторвавшись от ее воинственного взгляда, что всаживал в него копья и выпускал стрелы. — Что с твоей кожей?

Его рука почти дотронулась до ее щеки, но девушка вовремя отошла от него. Такая странная кожа. Издалека красивая и сияющая, а вблизи рыхлая, неровная, словно по ней прошлись слоем тяжелой строительной штукатурки, как по стене с выбоинами и трещинами.

— На нем написано презрение к таким, как ты, — бросила медсестра и отошла к столику с лекарствами. Пальцы разрывала на части дрожь волнения. — Как вас зовут? Мы не нашли никаких документов в ваших вещах. И к вам еще из полиции зайдут скоро, раз вы пришли в себя.

Тут же забыв о ее лице и вообще обо всем на свете, он сунул руку под одеяло, куда успел бросить маленькую записку из цветов. Пока медсестра была занята лекарствами, он прочитал:

«Пора уходить со сцены. Либо ты забываешь, кто ты есть, либо все узнают правду. Кодовое слово «Достоевский». Дороги назад нет, не пытайся вернуться. Это не шутка».

— Я не помню, как меня точно зовут. Вроде Дима. А фамилию точно не вспомню.

— Не мудрено. С вашими-то травмами.

— Что случилось?

— Тоже не помните?

— Нет.

— Вас обнаружили случайные прохожие на улице. Множественные гематомы, переломы, ножевые ранения. Вы любимчик судьбы. Можно сказать, вас по кусочкам собрали.

— Меня избили? — его глаза округлились. Этого он действительного не помнил.

— Похоже на то, если вы сами в приступе психоза не нанесли себе все эти увечья.

— Очень смешно.