Урод - [4]

– О! Цирк уехал, а клоуны вернулись! – возрадовался Коробка, выползая откуда‑то справа.

За собой он тащил бутыль неопределенного вида, но, что радовало, весьма объемистую.

– Я – Полено, – как можно холоднее напомнил новоприбывший. – Ты, мля, меня помнишь?

– Смутно, – признался один из самых языкастых представителей клана Шибзичей, не испытывая, впрочем, даже намека на раскаяние.

– Садись, – веско сказал Полено. – Говорить будем.

О крышку стола звякнула бутыль.

– Это дело! – одобрил Коробка.

– А теперь, – дождавшись, когда Шибзич оторвется от дармового виски, произнес Полено. – Расскажи еще раз, как ты поимел фею.

– А хрен ее знает, – простодушно отозвался Коробка: – Сама дала. Я ее, фурищу, не звал.

– Хреново, мля, – заключил Полено.

– А что? – с жадным любопытством спросил Коробка. – Что, к тебе Плесень клеится?

– Почему – плесень, – не понял юный и наивный Полено.

– Потому что зеленая! – мерзко расхохотался Шибзич.

– А я думал, ты какие секреты знаешь, – протянул разочарованный боец.

– Я все знаю! – уверил Коробка и на лице его отразилось ровно то же, что он утверждал – всезнание.

– Тогда, мля, вот как, – решился Полено. – Я подклеил фею. Она не дает. Чё делать?

– Я тебе, мля, чё, техподдержка? – чувство юмора Коробки начало уже доставать Полено. – Это я шутю так. Короче, слушай сюда. Спой ей песню про любовь под этим, как её, балконом.

– Любовь под балконом? – Полено наморщил лоб.

– Нет, фебил, – рассердился Коробка: – Петь поф балконом. Бабы такое обожают!

– А если я магнитофон посильнее врублю? – осторожно поинтересовался ленивый Ромео. – Не даст, не?

– Ну ты, мля, не фурак… – опытный Шибзич выпятил нижнюю губу. – И виски фохлестать, и навам навалять. Не, тут нужен феликатный пофхоф. Бабы они такие. Им нафо, чтобы самолично, да со страфанием в голосе. Чтоб, мля, собственного сочинения: романтика, там, луна и всё такое…

Полено представил себе всё такое и ему стало немного жутко. Песни он сочинять, конечно, умел, но в основном про мордобой и распитие. А вот чтобы про луну…

– А кто это у нас тут пожаловал? – обманчиво ласково и интеллигентно произнесли у Полена над ухом.

– А я че? Я ничё… – забормотал Полено, но было уже поздно.

С радостным гиканьем Красные Шапки навалились на неожиданное развлечение. Еще бы! В этой компании почти каждый имел свой собственный счет к не по годам крезанутому Полену.

* * *

Фанера пнул бесчувственное тело и резюмировал:

– В расчете!

Но Полено этого уже не услышал. В тех посттравматических мирах, где ныне пребывало его сознание, он уже сочинял балладу про любовь.

* * *

Окольными кустами Полено пробирался к стенам Резиденции Зеленого Дома. Моряны не приближались, чураясь устойчивого алкогольного аромата, облаком окутывающего Красную Шапку. Полено отхлебнул еще чуток из припасенной бутылки, дабы привести мозги в порядок и, аккомпанируя себе неритмичным звяканьем детского бубна, запел.

Скрылась Луна, так ее через колено,

Петь тебе песню будет несчастный Полено.

Жажду я страсти, о несравненная,

Ты всех прекрасней, о Милорада моя.

Далее должны были следовать куплеты с описанием всех частей тела любимой, вожделеемых бойцом. Ос, встреченный им по дороге к Резиденции, заметил, что, чем длиннее песня, в которой он будет восхвалять предмет своих желаний, тем приятнее будет ей. Так что баллада его насчитывала девять четверостиший. Но судьбе не было угодно, чтобы Красная Шапка добился взаимности. По крайней мере, сегодня.

– Нарушение ночного покоя, – забубнил, выходя из кустов, дружинник Зеленого Дома. – И что это ты, позволь поинтересоваться, здесь делаешь?

– Я… эт‑та… любовь, мля, проявляю, – пробормотал обломанный Полено.

– Любовь? – язвительно переспросил дружинник. – Проявляй в дневное время и в отведенных для этого местах. А ну, пшёл отсюда!

И Полено был вынужден позорно ретироваться. «Ничего!» – коварно размышлял он. – «Еще наступит день. И на моей улице сломается грузовик с ромом двенадцатилетней выдержки! И тогда я такое сочиню… Вам и не снилось!»

В одном из кабинетов Резиденции Зелёного Дома, что на Лосином острове, собралась тесная компания. Велимир мрачно посматривал на Забаву, которая в этот вечер была хороша, как никогда. Светлые волосы ее спадали тщательно завитыми локонами на точеные плечи, а тонкие руки сверкали узкими браслетами в восточном стиле. Милонега томно расчесывала длинные волосы, изредка посматривая в одно из больших зеркал, которыми в изобилии были декорированы стены комнаты. Только Милорада с интересом посматривала на Забаву, которая и собрала их всех здесь.

– Вы слышали наверное, – с нарочитым равнодушием в голосе сказала Забава. – Что «Плачущую Богиню» перевозят в Москву.

– Слышали, – коротко отозвался Велимир. – И что?

– Насколько я знаю, – Забава сделала акцент на «я», чтобы никто не смел усомниться в ее осведомленности. – «Богиня» – не только статуя.

– А что же? – не отвлекаясь от зеркала, поинтересовалась Милонега.

– Нельзя же быть такой приземленной! – упрекнула ее подруга. – Вам что‑нибудь говорит название, – Забава сделала эффектную паузу, – «Песочные Часы»?

– М‑м… Древний прибор для измерения времени? – предположил Велимир.