Уроборос - [42]

— Оли, — ледяные глаза брата смотрели на меня, — убери Огонь.

Вздохнув, я хлопнул в ладоши, растворяя созданный комок света. Звук скрипа по бумаге возобновился. Сильнейший сидя за столом с идеально ровной спиной, склонил голову, отчего платиновая челка касалась лба, продолжал записи, в которых я не видел особого смысла. Найдет себе скучное занятие где бы ни был. С начала времен было так. Нужно что-то делать, постоянно. Только непонятно, зачем.

— Не называй меня так, — поднявшись на ноги, я быстро подошел к столу, захлопывая лежащий перед носом брата фолиант, — когда мы одни.

Сильнейший отодвинул в сторону ручку, откинувшись на спинку стула. Как в зеркало смотрю. То же лицо, руки, сложенные на груди. Это было так интересно, уболтать брата прийти со мной к людям. То, что в человеческом обличии мы окажемся близнецами предугадать было нельзя, но я воспринимал это лишь как приятный бонус. Тогда как Сильнейший отнесся к этому… никак. Как в принципе и ко всему, что делал я, его людишки, кто угодно.

— Эти имена мы получили родившись здесь. Почему я не должен называть тебя так? — бровь на лице Сильнейшего поползла вверх, демонстрируя удивление, которого на самом деле тот не испытывал.

— Потому что в этих телах мы проведем в лучшем случае лет сто — сто двадцать, а у меня нет никакого желания после ассоциировать себя со слабым ни на что негодным твоим созданием, — развел руками я, обходя стол, — ты помнишь, как болел корью? В подземелье, м? Таким ты себя хочешь помнить, А-ла-ан? — протянул я, облокотившись на спинку стула брата.

Скинув мою руку со своего плеча, Сильнейший поднялся, аккуратно раскладывая на столе все по своим местам. Застонав, я откинул голову назад, не в силах наблюдать за тошнотворным братом. Он всегда делал так. Листочек к листочку, ручка к ручке, ни пылинки и лишнего слова. Никогда. Вот и сейчас его пальцы спокойно отодвигая ящики раскладывали каждую бумажку на свое, ЕЁ место.

Резко подавшись вперед, я выдернул ящик, что показался самым увесистым и перевернул его, потоками разгоняя листы по всей комнате. Бесит, как же раздражает все это. Сильнейший выпрямился, молча глядя на меня. Нахмурившись, я размахнулся и отправил ящик в стену, позволяя тому разлететься в мелкие щепки с диким грохотом.

— Всевышний, — выдохнул Алан, — так заведено. Я — порядок, ты — хаос. Ты чего-то другого ожидал от меня в теле человека?

— Я приглашал тебя повеселиться со мной! — выпалил в ответ, приближаясь к брату.

— Ты звал меня, чтобы получить помощь в исправлении собственных ошибок, Оливер, — ледяным тоном поправил брат, а я отмахнулся, отвернувшись.

— Не важно.

— Ты сжег землю и уничтожил жизнь, что я создал, — все так же спокойно продолжил Сильнейший.

— Вот! — я закатил глаза, — Ты вновь цепляешься к мелочам! Обиженка. Игрушку его попортили видите ли, — облокотившись на стол, выпалил я.

— Не обижаюсь. Это не правильно…

— И может нарушить равновесие бла-бла-бла, — оттолкнувшись от столешницы я вплотную приблизился к брату, — в том то и дело, что не обижаешься, Сильнейший. Ты должен быть в ярости, в гневе, но это не про тебя, — выплюнул ему в лицо, — ты гораздо хуже меня, Сильнейший. Лживее.

— Твои слова ничего не значат, — спокойно проговорил брат, кладя руку мне на плечо, — они не отзываются во мне. Поэтому можешь ядом своим опрыскивать все вокруг сколько угодно.

Мысль, промелькнувшая в голове тут же заставила улыбку расползтись по всему лицу. Вот она. Лазейка. Маленькая, тонкая. Заманчивая. Позволяющая раз и навсегда решить, кто выше.

— Ты говоришь, что пришел со мной, чтобы помочь исправить. Но даже не в состоянии понять, что именно, Сильнейший, — взлохматил брату волосы, протянул я.

Алан нахмурился. Нет, эмоций, как и всегда не было. Это просто в голове Сильнейшего завертелись шестеренки. Нет лучшего пути, чем правда. А именно ее я и собирался сказать.

— Договоравивай, — наклонив голову на бок, отчеканил Алан, — ты смог заинтересовать меня.

Сложив руки за спиной я принялся выписывать круги по кабинету, как всегда делал в период раздумий. Ведь сейчас задача была до безобразия сложной. Нужно не солгать, а действительно привести его самого к этому выводу.

— Ты создал жизнь, которую не понимаешь, Сильнейший, — начал я и отметив, что брат молчит, продолжил, — и не желаешь понять. Ты не сопереживаешь им, не сочувствуешь. Даже сюда пришел не потому что осознаешь, какую боль испытали люди. Просто увидел сбой в системе и отправился исправлять, — усмехнулся я, — ты даже не удосужился стать их богом, идеалом. Кем угодно. А людям надо во что-то верить чтобы двигаться. Ты хуже меня, потому что я не вру по отношению к ним. Понимаю их чувства и эмоции. Да, конечно я больше искушен их пороками, но я знаю, как выглядят их и самые светлые порывы. Поэтому я дал им Дар, вздох, новую жизнь. Потому что я тоже чувствую, как и они, — сложив руки на груди, я остановился напротив брата, — а ты, тот, кто говорит о порядке, даже не можешь понять мотивов поступков собственных созданий. При этом называя меня, прошу заметить, человеческим именем. Ты, — я ткнул его пальцем в грудь, — находишься в человеческом теле и не принимаешь их жизнь. Ты ешь, пьешь, спишь, соблазняешь женщин лишь потому что этого просит твоя плоть, а не то что заключено у людей здесь, — расправив ладонь, полностью прислонил ее к груди брата, ощущая биение сердца, — поэтому ты никогда не сможешь понять ни их, ни меня.