Уральский Монстр - [4]

Прежде чем перейти к изложению процесса розысков убийцы, сделаем небольшую паузу и попытаемся с точки зрения современных представлений оценить картину, зафиксированную документами 1938 г. Сделать это необходимо для лучшей ориентации читателя в последующем шквале криминалистической и судебно-медицинской информации, её будет в этой книге много. К сожалению, место обнаружения тела Герды Грибановой никто из сотрудников уголовного розыска не потрудился сфотографировать, хотя теоретически работники следственных органов в то время уже прекрасно знали о том, что «ложе трупа» является источником весьма ценной информации. Криминалистическая фотография активно развивалась в дореволюционной России, фотолаборатории с качественным специальным оборудованием существовали при отделах сыскной полиции более чем в ста городах империи. Курс криминалистической и судебной фотографии преподавался в школах Рабоче-Крестьянской милиции как один из важнейших профильных предметов уже с начала 1920-х гг. Поэтому нельзя сказать, что сотрудники свердловского уголовного розыска не понимали важности фотографирования. Понимать-то они, может, и понимали, да только не фотографировали. Впрочем, как станет ясно из дальнейшего, такого рода небрежность в работе являлась отнюдь не самой серьёзной проблемой советской милиции.

Итак, что же сказать об убийце и совершённом им преступлении, опираясь на данные протокола осмотра места обнаружения трупа и результаты судебно-медицинской экспертизы тела Герды Грибановой?

1) Место обнаружения трупа, по-видимому, не являлось местом убийства. Преступление было очень кровавым. Учитывая, что убийца нанёс серьёзные прижизненные ранения и отделил конечности, кровопотеря должна была составить около 3/4 литра, это разумная, отнюдь не чрезмерная оценка. В протоколе осмотра места обнаружения трупа ничего не сказано об обнаружении на окружавших тело густых растениях следов крови, а это означает, что их там не было. В пользу этого предположения говорит и уверенность Петра Грибанова, отца девочки, в том, что тела не было в том месте, где его нашли, ни в ночь на 13 июля, ни в тот же день позже (он дважды осматривал эти кусты, в том числе и с собакой). Это означает, что девочка была убита в другом месте – так, кстати, и не найденном органами следствия, – и принесена в кусты черёмухи спустя значительное время с момента совершения преступления.

2) Первые 12 часов после убийства (а возможно и дольше) тело Герды Грибановой находилось в положении «лежа на спине», на что однозначно указывает расположение трупных пятен. Впоследствии телу придали другое положение, перевернув его лицом вниз. Возможно, изменение положения связано с переносом трупа из одного места в другое. Какова бы ни была причина подобного изменения, оно означает, что убийца возвращался к трупу. Это наблюдение хорошо согласуется с предположением судмедэксперта Сизовой о посмертном половом акте; убийцы-некрофилы действительно склонны возвращаться к телу жертвы для совершения повторных половых актов и делают это порой не один раз.

3) Чрезмерная жестокость убийцы, выходившая за всякие рациональные границы, свидетельствовала о том, что страдания жертвы являлись для него не средством добиться подчинения, а целью нападения. Его половое возбуждение напрямую было связано с ощущением своего всевластия и причиняемым страданием. Западные криминологи относят таких сексуальных убийц к категории так называемых дестройеров (от англ. destroyer – разрушитель), в советской криминологии тех лет их называли «садисты-разрушители». Дестройеры обычно не осуществляют половых актов с жертвами, ограничиваясь причинением тяжких, обезображивающих ранений. Сексуальную разрядку во время нападения они получают посредством мастурбации, коитус, то есть непосредственное совокупление с жертвой, не является целью посягательства. То, что в описанном случае убийца продемонстрировал весьма несхожие модели поведения, характерные как для некрофила, так и убийцы-дестройера, наводит на мысль о действиях двух человек. Хотя один этот довод не может быть признан достаточным для уверенного заключения о вовлечённости в преступление более чем одного человека, тем не менее его следует запомнить; в дальнейшем мы увидим, что подобных намёков в этом деле окажется очень много.

4) Место обнаружения трупа до известной степени представлялось упорядоченным. Тело девочки, предметы её одежды и обувь были прикрыты пальто и замаскированы листьями лопуха. Понятно, что детское пальто не могло иметь большую площадь, а значит, все предметы были расположены очень компактно. Подобная упорядоченность свидетельствует о самообладании преступника. Интересно то, как были расположены предметы одежды и части тела, поскольку их не просто сбросили на грунт, а разместили в некотором порядке. Ботинки были поставлены у головы трупа слева; чуть ниже, также с левой стороны, если смотреть на тело, убийца поместил отрубленные руку и ногу. Размещение каждого из этих предметов требовало отдельного движения рукой, и то, что все они оказались с левой стороны, наводит на мысль о левшизме преступника. Это не означает, что он левша, скажем менее категорично: перед нами неявное указание на то, что подсознательно этот человек отдавал предпочтение левой руке. Возможно, он переученный левша, в те годы советская школьная программа требовала непременного обучения письму правой рукой. Конечно, можно предположить, что преступник правой рукой укладывал предметы слева от трупа, но такое допущение представляется всё же не очень достоверным. Мы видим действия рефлекторные, такие, над которыми убийца вряд ли задумывался. Он оставил труп в таком виде, который казался ему оптимальным в силу каких-то внутренних потребностей, вряд ли осознаваемых. Так что предположение о левшизме убийцы не лишено здравого смысла. На этой детали сейчас тоже следует сделать акцент, поскольку в последующем нам придётся к этому вопросу возвратиться с довольно неожиданной стороны.