Уральские рудознатцы - [18]

Он уж готов был объяснить весь почет своим чином (гм! шихтмейстер — прапорщицкого ранга!) и личными своими достоинствами (Хам Кошкин!.. «Балобан…» «свинья грязная»), но мелькнула новая мысль:

— Это взятка! За что? Ясно за что. Ведь к Баранчинскому прииску леса отвел со слов, в натуре не мерял. Наверно, десятки лишних верст попали в «межевую запись»! Вот за то и почет, и чай с сахаром «на дорожку». Но откуда здешние узнали? Ведь запись у Мосолова, а Мосолов остался на Баранче.

Тут пала на мысль берестяная маточка. Не проехал ли Мосолов вперед? Всякая охота к еде пропала (правда, из закусок уж мало что и осталось). Метался по зеленой комнате, гадал в тоске: «Скажут: интересуюсь, за потчевание государственные леса раздаю! — А Демидову тоже того и надо, чтоб шихтмейстер оскоромился. Грозить станут доносом, понемножку совсем заберут в лапы…» Вспомнил шихтмейстера Булгакова. Вот с кем стоит посоветоваться. Опытный чиновник. Кинулся к нему.

В комнате Булгакова горит лампа. Старик читает библию: завтра воскресенье.

— Не видали, не приезжал сюда Мосолов? — спросил Ярдов.

— Не было. Растерялись с ним по дороге, что ли?

— Нет, он там по делам остался. Помогите мне, господин Булгаков!

Рассказал про свою поездку, про свои подозрения. Булгаков поморщился.

— Горячка ты, Сергей Иваныч. Зачем коня-то из Тагила угнал? Нет, чтобы у шихтмейстера тамошнего попросить.

— Не догадался я. Забыл, что шихтмейстер в Тагиле есть.

— Как же, там Старой Вася. Только болен он, лежит. А что грани не проверил-это ничего. Кто же здешние места меряет — не российская теснота. За это Демидовы благодарить не станут. Может, еще что было, признавайся.

— Ничего не было. Я держусь, никакой потачки не даю.

— Ну так и бояться нечего. Это они на предбудущее время стараются. Иди с богом. Где же приставать казенному человеку, как не в демидовских заводах. А завтра тебя в Екатеринбург отвезут… то-есть в Екатеринск, так Василий Никитич говорить велит.

Ярцов подумал про пастилу и про погребец с водками, про остальные соблазны.

— Я туда не вернусь. Боязно чего-то… Будут потом говорить, чего и не было. Лошадей тоже просить не охота. Можно у вас остаться?

— Спесивиться тоже неладно. Было бы сразу не ставать у них, а ко мне итти. Негоже теперь убегать. Вот и без парика ты, — там оставил.

Ярцов вернулся в зеленую комнату…

Но поздно вечером, почти ночью, он опять барабанил в дверь Булгакову.

— Дайте мне сейчас лошадей, бога ради!

— Вот беспокойный человек! — ворчал старый шихтмейстер. — Да тебя в воротах не выпустят, придется приказчика будить.

— Вы меня проводите за крепость, — умолял Ярцов. — Скажите, что по казенной надобности.

— Еще чего придумал! Может, няньку тебе дать, Сергей Иваныч, чтоб до дому проводила?

Однако лошадей дал и за ворота проводил.

9. Шипишный бунт

Егор не ждал Ярцова так скоро.

И двух недель не ездил, а уж где-то на краю света — на самой Баранче побывал. Вернулся Ярцов в жаркое утро. Егор только что встал — разленился без начальника.

— Мосолова еще нет? — были первые слова Ярцова, когда он вылезал из повозки. Егор ответил, что нет, не приезжал еще.

— Ну и ладно. Я сейчас спать лягу, две ночи не спал. Если Мосолов приедет, разбуди меня… Или нет, не надо. Не буди. Можно и завтра. Завтра буду рапорт писать. Послезавтра ты, Сунгуров, в город поедешь — рапорт отвезешь.

— А у нас какие новости, Сергей Иваныч! — воскликнул Егор, внося в избу пожитки шихтмейстера.

— Какие новости?.. Или нет — не говори сейчас. Сначала уж высплюсь. А то здешние новости… им всегда не рад, только сон испортишь. Не надо воды, Сунгуров, не надо, я умываться сейчас не буду.

Из сумки шихтмейстера посыпались черные камни.

— Это что такое, Сергей Иваныч? Руда?

— Где? Это? Да, вогульская какая-то. С какой-то, не помню, реки там.

Егор любовно рассматривал образцы — Сергей Иваныч! Это руда наилучшая. Я в Тагиле на руднике бывал, там на три разбора руду делят, так в самом первом разборе и то такой руды нет.

— Много ты знаешь, Егор. Выгони-ка мух из горницы, да окна завесь.

— А руду куда?

— Все равно, положи на полку, или себе возьми. Ох, доехал я таки, слава богу! Даже не верится, что дома.

В темной горнице, раздетый, под чистой прохладной простыней шихтмейстер блаженно вытянулся.

Егор закрыл дверь в горницу и присел к окну, разглядывая мансийские камни. Его больше всего занимала, как и Ярцова в избушке Ватина, их магнитная сила. Рудные крошки бородками торчали на всех острых углах. Ни тряская дорога, ни падение на пол не оторвали этих бородок. Егор шевелил их кончиком гусиного пера — крошки меняли места, перескакивали одна к другой и не отрывались от камня. Егор принес большой гвоздь, приложил его шляпкой к камню — и гвоздь прирос.

— Сунгуров! — послышался вдруг крик шихтмейстера! — Иди сюда, школьник паршивый.

Егор вскочил, положил камни на полку и побежал в горницу.

— Балобан! — орал Ярцов. — Зачем говорил мне про новости, строка приказная?

Я нарочно в Екатеринбург не заезжал, чтобы всякие неприятности на завтра отложить. А ты все испортил, мне теперь не заснуть.

— Да я еще никаких новостей не говорил, — оправдывался Егор.