Ураган в сердце - [67]

– Полагаю, я не слишком обращал внимания.

– В ту ночь я установил уровень триглицеридов: более 300 миллиграмм/процентов. Это крайне много: норма где-то около 125, – и, конечно же, достаточно много, чтобы уверенно предположить, что произошло. Я еще больше убедился, когда увидел, как быстро произошел спад, когда мы ввели вам гепарин, чтобы пополнить его запасы, не выработанные организмом. К полуночи вы вернулись к норме. Однако понадобилось много гепарина, чтобы восстановить баланс. В вашей крови явно имелась серьезная нехватка гепарина. – Врач на миг умолк. – Понятно?

– Да, только я все равно не понимаю почему.

– Почему вы не вырабатываете достаточно гепарина? – подсказал доктор Карр. – Да в том-то все дело. Так и быть, давайте посмотрим, смогу ли я объяснить. Не собираюсь глубоко вдаваться в биохимию всего процесса: это очень сложно, и тут до сих пор есть кое-что, чего мы не понимаем, – хотя нам точно известно, что происходит, во всяком случае, в том, что касается конечного результата. Вы, разумеется, знаете, что такое адреналин?

– Более или менее.

– На самом деле нас интересует не адреналин, если точнее, то нас больше беспокоит норэпинефрин, только все, наверное, окажется понятнее, если я воспользуюсь более ходовым термином. Во всяком случае, в ответ на психическое раздражение вырабатывается адреналин. Количество его в крови зависит от личностных качеств человека и ситуации, в какую он попадает. Если человек по природе своей состязателен и агрессивен, к тому же попадает в ситуацию, когда непрерывно ощущает бросаемый ему вызов, то его адреналиновым железам приходится работать сверхурочно, чтобы поспевать за спросом. Понятно? Отлично. Представьте себе это таким образом, все не столь просто, но это один из способов вникнуть. Представьте, что ваш организм способен вырабатывать либо адреналин, либо гепарин, но никак не то и другое одновременно. Обычно спрос на адреналин скачкообразный. Возникает раздражение, железы отвечают порцией адреналина, раздражение снимается, и вы вновь возвращаетесь к выработке гепарина. А теперь вот что мне хотелось, чтобы вы понимали, мистер Уайлдер. Если человек выбирает себе такой шаблон поведения, при котором постоянно оказывается в состоянии стресса, при котором никогда не перестает закачивать адреналин себе в артерии, при котором у него нет времени пополнить оскудевший запас гепарина. – Доктор Карр широко развел руками. – Теперь вы понимаете, не так ли?

Удар оказался суровым, гораздо суровее, чем позволял Джадду обнаружить его основной инстинкт самозащиты. Всю взрослую жизнь ему твердили: необходимо учиться делать передышку, умерять пыл, смотреть на вещи проще, – только никогда прежде все это не имело смысла. Пониманию всегда преграждала путь его неспособность наглядно представить себе хоть какую-то ощутимую связь между душой и телом. Какая-то взаимосвязь есть, это он знал: приступы желудочных болей у него явно выпадали на такое время, когда он был «весь на нервах», – только никогда не было намерения разобраться в таинственной работе души, он принимал ее козни, как человек верующий принимает природу своей веры, интуитивно опасаясь, что волшебство, возможно, исчезнет, если его пристально изучить. Теперь же, словно обретя новый характер, он увидел, как проявляется разумная реальность. И все же по причине, до какой у него не было охоты доискиваться, не мог он ответить безоговорочным «да», когда услышал, как доктор Карр спросил, понятно ли ему. Решимости хватило только на осторожное предположение:

– Вы считаете, поэтому со мной такое приключилось, так?

– А вы так не считаете?

– О, я не говорю, что вы не правы.

– Но вы не считаете, что это относится к вам?

– Я не понимаю, как могло бы так получиться.

– Почему бы и нет?

– Если дело обстояло именно так: стресс… да называйте это как вам угодно, – то сейчас такого случиться не могло бы.

– Нет?

– Это случилось бы в какое-то другое время, когда меня и впрямь будто кнутом подстегивало. – Собственный довод пришелся по вкусу, и Джадд добавил еще увереннее: – В последнее время я не был загружен. Не скажу, чтоб совсем уж по инерции катил, но это всегда для меня самый легкий месяц. Вот когда я перевожу дух, прежде чем пуститься во все тяжкие, готовясь к конференции.

– Переводите дух, мистер Уайлдер, после чего?

– Весеннего турне по стимулированию сбыта. Если вам угодно поговорить о нагрузке, то: шестнадцать совещаний за двадцать три дня, все наши окружные представительства: Бостон, Нью-Йорк, Атланта, Канзас-Сити, Чикаго – и так далее до самого побережья. К тому времени, как я добрался до Сан-Франциско… – заметив пристальный вопрошающий взгляд, пояснил: – Там мы закругляемся, в Сан-Франциско.

– Иными словами, если бы что-то подобное случилось с вами тогда, то вы бы не очень удивились, – вы это хотите сказать?

– Нет, я только хотел сказать… – Джадд собирался продолжить, но все, что хотелось сказать, вдруг унесло нахлынувшим воспоминанием о мотеле «Лос-Хунтос», сознание прояснилось не больше, чем тогда, когда в него опять вторгся все подавляющий образ посмертной маски Флойда Фултона в морге Джерси-Сити. Понимал, что должен отделаться от него, сказать что-то, чтобы вырваться из цепкой хватки докторских глаз, но всего-то и удалось, что выдавить из себя: – Просто в этом нет никакого смысла, не сейчас.