Ураган - [40]

– О экселенц!..

И Хойхлер даже за шорохом бегущего автомобиля услышал, как стукнули друг о друга почтительно сдвинутые каблуки бывшего штурмбаннфюрера. Кося злым глазом на спутника, Хойхлер спросил:

– Продолжаете общаться с летчиками?

– Как приказали, экселенц.

– А ваши отношения с Дежефи?

– Все, как приказано, экселенц.

Тут в голосе Хойхлера послышался нескрываемый скепсис, а может быть, и просто издевка:

– А что же думает граф?

– Все, как приказано… – начал было Антон, но тут же осекся. Под насмешливым взглядом Хойхлера, видимо, понял глупость этой формулы. Спохватившись, поспешно вынул из кармана ролик пленки. На вопросительный взгляд генерала ответил: – Смею полагать, тут вы найдете самые точные сведения о настроениях господина графа.

Хойхлер подкинул ролик на ладони, как бы на вес определяя ценность пленки, и молча опустил ее в карман. Ни благодарности, ни поощрения по адресу агента.

Антон счел возможным почтительно подчеркнуть:

– Личный дневник графа, экселенц. Совершенно откровенные записи, – произнес он с вдохновением метрдотеля, расхваливающего отменное блюдо.

– Смотрели?

– Вполне прочные взгляды вполне верного человека: немного мерехлюндии, но на данном этапе это уже не имеет значения.

– Вы осел, Шандепляц, – оборвал Хойхлер. – Именно сейчас это и имеет значение. А как с журналистом, с Галичем, вы что-нибудь записали?

– Так точно, вот магнитная пленка – его болтовня в ресторане. Человек легкомысленный и ничем не опасен. К тому же физически не силен – при выбросе не окажет никакого сопротивления.

– Так, так, – повторил Хойхлер, – а если что… уж я сумею показать вам, чего вы стоите!

– О экселенц!

Хойхлер круто повернул в боковую аллейку. Его автомобиль едва пролез между кустами. Генерал резко затормозил. Само это движение было чем-то вроде сердитого окрика: "А теперь вытряхивайтесь!" Антон безошибочно понял его. Он выскочил и, снова бодро щелкнув каблуками, выкинул руку в приветствии.

Попятившись из кустов, автомобиль скрылся за поворотом. Хойхлер выехал на парижскую дорогу. Однако по ней ехал недолго. Вернулся в лес и, поколесив по его южной части, посадил к себе другого пассажира: немолодого уже человека с аккуратно подстриженными усиками, в которых серебрилась седина. Он был одет с изысканной небрежностью, которая отличает англичан. Спортивное платье сидело свободно, но ловко; обувь проста, но прочна. В далеком прошлом этот человек носил имя Иоганна Шуберта, теперь после многих и мало схожих между собою наименований звался Луисом Макфином. Сегодня ему предстояло еще раз изменить уже не раз измененное обличье: он должен был положить себе в карман билет члена компартии.

Он, как и Шандепляц, был в глазах Хойхлера мелкой рыбешкой. Но разговор Хойхлера с этим человеком происходил иначе, нежели с Шандепляцем. Тон генерала был почти дружеским. Выслушав его, Шуберт-Макфин позволил себе возразить, вовсе не титулуя при этом Хойхлера генералом:

– Вы оценили положение, какое занимает названное вами лицо? – спросил он.

– Жертвуя им, мы жертвуем верным и последовательным союзником.

– Ему за девяносто. Протянет еще год-другой.

Шуберт-Макфин пожал плечами.

– Мое дело – обратить ваше внимание…

– Ваше дело выполнять то, что приказано, – внушительно сказал Хойхлер. И несколько смягчив тон: – До сих пор, Шуберт, у нас с вами не было разногласий…

– Это может нам дорого обойтись впоследствии.

Хойхлер, не теряя из виду бежавшей навстречу автомобилю дороги, искоса посмотрел на собеседника.

– Вы имеете в виду неудачу?

– Именно удачу.

Генерал пожал плечами.

– Знаете, Шуберт, вы меня удивляете. Может быть, не хотите идти на операцию?

Шуберт-Макфин, казалось, колебался. Некоторое время он молчал, покусывая ус.

– Я проведу эту операцию.

Хойхлер улыбнулся.

– Вы отличный работник, Шуберт. За это я приготовил вам кое-что приятное. – Он интригующие умолк, по-видимому, ожидая вопроса пассажира. Но тот угрюмо молчал. Тогда Хойхлер сказал: – Это будет вашей последней операцией… Понимаете?

Шуберт-Макфин ответил иронически:

– Если бы я не знал, что нужен вам, то подумал бы…

– Ну, ну, что бы вы еще подумали?

– Ах, господин Хойхлер! – Шуберт-Макфин вздохнул, как усталый человек. – Словно сами не знаете, что значат такие слова: последняя операция. – И вдруг рассмеялся. – Но могу вас уверить: я не из тех, с кем вы так просто покончите. Нет!

– Что вы огрызаетесь! – вспылил Хойхлер.

– Я просто предупреждаю, что принял меры против такого рода неожиданностей.

При других обстоятельствах Хойхлер просто выкинул бы этого субъекта из машины. Но он только рассмеялся, будто услышал нечто очень смешное.

– Откуда у вас такие мысли, Шуберт?

Тот спокойно ответил:

– Отчасти и ваша школа, господин Хойхлер. – Шуберт усмехнулся. – Подчеркиваю: отчасти. Основы закладывал полковник Николаи. – И, задумчиво прищурившись, словно вспоминая что-то далекое, негромко проговорил: – Какой был человек!

2

Полвека назад прусский генерал, публично уличенный своими коллегами в провокации, наверно, был бы с позором (пусть показным), с презрением (пусть лицемерным) исторгнут из рядов генералитета. Прусская военщина не терпела скандалов, ежели они становились достоянием гласности. А нынче, будучи всем известным провокатором, виновником смерти своих сослуживцев и начальников от руки гитлеровского палача, Ганс Хойхлер не только остается генералом, не только не опускает глаз при встрече с коллегами, но поглядывает на них сверху вниз.