Ураган. Последние юнкера - [84]

Поручик Жилин, из кадет Первого корпуса в Петербурге, всегда шалил и смеялся. Как молодой чертенок, он иногда убегал от батареи вперед в пехотную цепь, чтобы участвовать в атаке. Он никогда не терял оптимизма и юмора.

Другим любителем пехотных атак был бывший ташкентский кадет Плотников, по прозвищу Факир (он любил лежать на солнце, стал бронзовым и поэтому получил кличку Факир). Факир был начальником Второго орудия в моем взводе. Во время тяжелого боя в направлении на Елец мы были окружены в лесах и прижаты к реке Сосне. Факир скакал по отступавшей цепи и принял командование над ротой, потерявшей командира. Он сумел повернуть роту и повел ее в контратаку в штыки. В этой отчаянной геройской атаке он и был убит.

Большинство бывших юнкеров были молодые идеалисты, преданные идее верности и защиты Родины, отдавшие свое личное благополучие во имя борьбы с большевизмом.

Юнкера не из кадетов: Фишер, веселый маленький Кузьмин, по кличке Козерог, Андрей Соломон — сын миллионера из Баку, москвичи — Хартулари, Мартыненко и Манков, в совершенстве владевший английским языком, похожий на англичанина, с трубкой в зубах, хладнокровный и спокойно-храбрый. Он несколько раз убегал на фронт в батарею из ставки генерала Деникина, где его пытались задержать и использовать как переводчика при английской военной миссии. Все они были хорошие товарищи, хоть и не столь блестящие строевики, как кадеты. Лихой, красивый портупей-юнкер Слонимский не снимал своих «Савельевских шпор» и синего башлыка ни при каких обстоятельствах, находил время танцевать мазурку от Ростова до Курска и Орла и был всегда вовремя на линии огня батареи. В каждом городе был у него мимолетный роман, правда всегда ограничивавшийся поцелуями при луне. Уже на другой день он не вспоминал ни прекрасных глаз, ни поцелуев, а скакал впереди своего орудия, — издалека был виден его синий развевающийся башлык.

После возвращения на Дон мы отдохнули в станице Егорлыцкой и некоторые юнкера «словчили» в отпуск в Новочеркасск. Мне также удалось «словчить», и после того как станичный парикмахер полчаса снимал с меня совершенно тупой бритвой юношеский пух, я начал собираться в дорогу: у одного товарища одолжил гимнастерку, у другого — штаны.

Трудно передать впечатление, произведенное на нас, отпускников, Новочеркасском. Город изменился до неузнаваемости: не было и следа революции, — расхлястанных шинелей, наглых лиц, лузги на улицах. Казаки были подтянуты, улицы чистые, магазины полны продуктов. Красивые смугловатые девушки-казачки гуляли по городу, часто в сопровождении юнкеров Атаманского училища, одетых как в мирное время, а то и в сопровождении наших добровольческих офицеров. Генерал Марков и часть Офицерского полка отдыхали в Новочеркасске. Генерал ходил по улицам все в той же доходной папахе и с той же нагайкой в руке. Он часто останавливал на улице офицеров, не принадлежащих ни к новой Донской, ни к Добровольческой армиям, и тут же, на улице, учинял им суровый допрос.

В городском саду по вечерам гремела музыка… Была открыта оперетка. По темным аллеям городского парка бродила веселая молодежь.

Над городом возвышался памятник атаману Платову, а под ним стояло орудие, приспособленное для стрельбы по самолетам. Казачий фронт был сравнительно недалеко от города, и, когда ветер дул с севера, иногда со стороны Александра-Грушевска доносилась глухая канонада, но на это никто не обращал внимания. Дон упивался своей победой и свободой, мы, добровольцы, радовались концу тяжелого «Ледяного похода» и победному возвращению на Дон.

Казалось, что все трудности уже позади и впереди будут лишь легкие победы и поход на Москву… Впрочем, в станице Егорлыцкой ходили неясные слухи о том, что добровольцы пойдут не на север, а обратно на Кубань освобождать Екатеринодар и всю Кубань от красных. Стало известно, что Новочеркасск был освобожден от большевиков восставшими казаками Кривянской станицы, которые были вовремя поддержаны вернувшимися из Сальских степей частями походного атамана Попова. Однако большевики сосредоточили такие крупные силы, что генерал Попов уже снова начинал отступление от города, обрекая тем жителей на большевистскую месть и кровавую расправу. А в это время совершенно неожиданно пришедшие из Румынии добровольческие части полковника Дроздовского[23], подошедшие со стороны Таганрога и Ростова, победно ударили в тыл большевикам.

Дроздовцев чествовали в Новочеркасске, как спасителей и освободителей, жители старались им угодить чем только могли. Дроздовские части, однако, ушли довольно скоро на юг на соединение с армией генерала Деникина. Уехал в Егорлыцкую генерал Марков, отдыхавший в Новочеркасске. Не прошло и нескольких дней, как армия генерала Деникина, усиленная частями дроздовцев, двинулась снова на юг, на Кубань. Начался Второй кубанский поход. Бывшие в отпуске в Новочеркасске Мартыненко, Мино и я бросились догонять свою батарею. Уже по дороге мы узнали тяжелую новость: генерал Марков был убит в первом же бою около станции Шаблиевка, в направлении на Торговую. Последняя граната, выпущенная с красного бронепоезда, уже отходившего с отступающими красными цепями, сразила генерала-героя. Трудно передать горе, охватившее всю его бригаду, нас юнкеров и кубанских стрелков. Наша победа под Торговой этой утраты не искупала.