Ураган - [138]

Судачили о ней и сейчас, греясь на весеннем солнце возле кузницы Ли Всегда Богатого.

— Вот это будет свадьба, — говорили крестьяне, — оба молодые, красивые, как на подбор!

— И родственников никаких нет. Хлопот меньше будет. Спокойная жизнь для человека — самое главное: и в семье хорошо, и работа спорится.

— А цепь размыкать будут?..

Из лачуги высунулась большая взъерошенная голова кузнеца с закопченным скуластым лицом:

— Об этом старика Суня спросите. Он у них сватом.

— Да вон он и сам бежит. Эй, старина Сунь! Тут люди интересуются: понадобится ли свинья?

— Какая еще тебе свинья? — удивился возчик. — Наш председатель ничего такого не признает. Он человек молодой. Это только в наше время требовалось. Я, например, сорок лет назад из-за проклятой свиньи чуть невесты не лишился. Хорошо, что теща оказалась доброй, а то не видать бы мне моей старухи и некому было бы пилить меня весь век.

— Да ты расскажи толком, как дело-то было. Пусть люди послушают, — подзадорил кузнец.

— Это можно, — осклабился возчик, довольный тем, что его просят. — Дело так было: теща сначала обязательно требовала свинью. А где бедняку свинью-то взять? У нас только и был один поросенок. Отец мой дал его свахе, отпустил ей два шэна проса, один шэн соевых бобов да бутылку водки в придачу. Приехала сваха с этими подарками к невесте, а теща, как увидела, так и разбушевалась: «Надо, — кричит, — две свиньи и две бутылки водки, а ты что принесла? Зачем тебя только мать родила и выкормила, если ты добрых людей обманываешь? Не умеешь сватать, не берись!» Сваха до того перепугалась, что сбежала, даже не отведав угощения. Однако, как ни ругалась теща, в конце концов все-таки смилостивилась. Когда собрались гости, она вывела из свинарника свою свинью, поставила ее, как следовало по старому закону, рылом на запад и приказала невесте, то есть моей благоверной старухе, опуститься на колени да поклониться три раза до земли. Один из гостей взял чарку водки и опрокинул ее свинье в ухо. Тут все дело в том, как свинья к этому, отнесется. Если она, скажем, только ухом пошевелит, значит молодым большое счастье суждено, а если головой начнет трясти — дело плохо, худая судьба ждет молодоженов. Однако с тещиной свиньей дело совсем чудно́е вышло. Она и ухом пошевелила и головой затрясла…

— Выходит, тебе и добрая и худая судьба выпала? — иронически спросил Всегда Богатый.

— А как же! Ты сам видел, сколько лет я работал возчиком и какая судьба у меня была! А вот пришла коммунистическая партия, и сразу все изменилось…

— Что за умная свинья у твоей тещи оказалась! — рассмеялся кузнец. — За сорок лет вперед всю твою судьбу предсказала.

В это время где-то неподалеку заиграли трубы.

— Слышите? В трубы уже дуют. Пора идти. Надо помочь нашему председателю.

— Вы ступайте, — засуетился старик Сунь, — а я еще забегу домой, мне переодеться надо.

И он рысцой пустился к дому.

Маленький дворик Го Цюань-хая был уже полон, а люди все прибывали и прибывали. Всем хотелось поздравить председателя, пожелать ему счастливой семейной жизни, долголетия и многочисленного потомства.

Старик Тянь радушно встречал гостей, поил чаем, угощал табаком. На лице его сияла такая искренняя улыбка, и был он так растроган и умилен, как будто женил собственного сына.

Посреди двора около столика сидели два трубача. Один дул в лабу, другой — в хаотун. Из кухни валил пар. Там, обливаясь потом, орудовали повара.

Над входом был наклеен огромный, вырезанный из блестящей красной бумаги иероглиф, обозначавший «радость». По бокам спускались две бумажные полосы, на которых были начертаны стихи.

Это было каллиграфическое творение оспопрививателя.

От дома Го Цюань-хая отъехала тройка, на которой торжественно восседали оба свата, а рядом с ними разместились музыканты.

Тишина, наступившая после оглушительного рева труб, показалась особенно приятной и умиротворяющей.

Невесту привезли только в сумерки. Лю Гуй-лань была одета в красную куртку и черные шелковые штаны. На ногах — туфли из красного узорчатого шелка, в волосы был воткнут пунцовый бумажный цветок. За телегой, на которой ехала невеста, следовала другая, со сватами и музыкантами. Сбруя на лошадях и кнуты, которыми размахивали возчики, были украшены развевающимися красными лентами.

Как только первая телега остановилась у ворот, ее мигом окружили гости. Все с таким любопытством разглядывали Лю Гуй-лань, словно никогда в жизни ее не видели.

— Ты только погляди, какая стала?! — восклицали гости. — Вот это красавица!

— Да ведь она же нарумянилась.

— Да нет, это просто от волнения раскраснелась. Стесняется!

Лю Гуй-лань сидела, опустив голову, и обиженно молчала. Ради чего выставили ее напоказ, сделали мишенью для насмешек? Ей глубоко чужды эти древние обряды и обычаи, зачем же ее заставляют быть их главной участницей? К тому же от неподвижного сидения у Лю Гуй-лань затекли и замерзли ноги. Она хотела было уже слезть с телеги, но сильная рука Чжан Цзин-жуя толкнула ее обратно. Парень широко улыбнулся и весело сказал:

— Не торопись! Скоро пригласят, а пока сиди и не горячись.

— Давайте же сюда воду, — распорядилась старуха Сунь.