Ураган - [108]

— Какой мне с вами Новый год! — воскликнула Лю Гуй-лань. — Что у меня с вами общего? Я участвую в революции и членом вашей семьи себя не считаю.

— Ты не пугай меня тем, что ты участвуешь, — усмехнулась старуха. — Мы отдали свою землю и теперь тоже участвуем.

— Как, и ты тоже участвуешь? — вскинула голову Лю Гуй-лань. — Вы и во времена Маньчжоу-го имели власть и после освобождения заодно с помещиками были. Ведь все твои разговоры и дела я наперечет знаю. Наш крестьянский союз еще до вас не добрался, а ты уже, оказывается, тоже участвуешь!

— А что я такое говорила? Что ты про меня знаешь? Ну, скажи! — набросилась на нее старуха, желая припугнуть девушку, которая раньше была настолько робкой, что никому не осмеливалась перечить.

В деревне Юаньмаотунь сводили счеты пока лишь с крупными помещиками, и поэтому Лю Гуй-лань никому ничего не рассказывала о семье Сяо Ду. Сейчас она пожалела, что до сих пор не вывела на чистую воду эту лукавую старуху. В сердце девушки закипел гнев, лицо ее покрылось красными пятнами.

— И скажу! Все скажу! — крикнула Лю Гуй-лань. — Больше молчать не стану. Ты еще осенью говорила: пусть, мол, похорохорятся пока, а придут гоминдановские войска и срубят всем головы. Это нашим-то активистам!

Старуха изменилась в лице. Губы ее затряслись, трубка выпала из рук.

— Чего ты плетешь, бессовестная, — пробормотала она.

Шум ссоры дошел до соседей. Первыми прибежали возчик Сунь и старина Чу, за ними ввалилась целая толпа.

Увидев людей, Лю Гуй-лань еще больше осмелела:

— Высказанное слово, что спущенная стрела. Если ты забыла, так я помню.

Старуха Ду, прижав руки к груди, растерянно оглянулась по сторонам, ища сочувствия:

— Соседи, дорогие! Кто же не знает, что семья Сяо Ду заодно с Восьмой армией?

— Вы только на языке заодно с Восьмой армией, а сердцем бандитов ждете! — ответила Лю Гуй-лань. — Я как сейчас помню, что ты сказала тогда про наших активистов.

— Так вот, значит, какие ты речи ведешь, старая ведьма! — закричал возчик. — Я тебе покажу, как в деревне контрреволюцию разводить!

— Вяжи ее! — вмешался старик Чу, подскакивая к старухе.

— Я раньше глупая была, — с жаром продолжала Лю Гуй-лань, — думала, раз я живу в их семье, то как бы худо они ни относились ко мне, не стоит про них рассказывать другим людям. А теперь все расскажу… Вот, глядите…

Лю Гуй-лань быстро расстегнула пуговицы халата и обнажила плечо, на котором ясно обозначился багровый рубец.

— Это она хватила меня по плечу мотыгой. Все говорила, что я ленивая. Семь дней из-за этого я на кане пролежала, семь дней на ноги встать не могла. — Лю Гуй-лань запахнула халат. — Теперь она меня на новогодние праздники зовет, а вот тогда, когда я лежала и плакала от боли, она даже доктора не позвала, только ругалась: «Чего притворяешься. Время горячее, работы много, а ты, лентяйка, даром чумизу ешь. Подумаешь — больно! Хоть бы ты скорей подохла!» Вот как меня в этой семье любили да жаловали…

Слова эти подняли бурю негодования. Старики Сунь и Чу уже подступили к перепуганной старухе, чтобы связать ее, но подошел Го Цюань-хай и остановил расправу:

— Бить и вязать не разрешается.

— То есть как не разрешается, ведь эта старая посудина против нашей демократической власти контрреволюцию разводит, — попытался возразить старый Сунь.

— Нет, подожди, — сказал Го Цюань-хай. — Пусть Лю Гуй-лань прежде сама все расскажет.

Лю Гуй-лань раскраснелась.

— Когда меня выдвинули в помощники старосты, встретимся мы, бывало, она и начинает кому-нибудь говорить: «Какая у нее там работа? Бегает в крестьянский союз только для того, чтобы поймать там любовника». Дочь часто ее одергивала: «Лучше молчи! Она активистка, еще донесет».

Го Цюань-хай подошел к старухе:

— Ты говорила это? Ругала нашу демократическую власть?

Старуха оглянулась. Комната была полна народу.

— Не говорила я такого… да мне и домой пора… — сказала она.

Но Го Цюань-хай задержал ее и сделал знак Чжан Цзин-жую:

— Отведи ее в группу по ликвидации неграмотности, пусть там допросят. Старуха не так проста, как прикидывается.

Когда Чжан Цзин-жуй привел старуху Ду в группу по ликвидации неграмотности, там шли занятия. Все окружили старуху и стали допрашивать: где спрятала оружие. Та не на шутку перепугалась:

— Нет у меня оружия. На что мне, старухе, оружие?

Но по лицу было видно, что она что-то скрывает.

— Так что же ты спрятала? А ну, говори!

— Есть у меня два золотых кольца… да и те не мои: жена Добряка Ду просила спрятать, а больше ничего нет.

— Куда ты их спрятала?

— Дома, дома спрятала. Сейчас же принесу, только не вяжите меня, не позорьте мое имя!

— Ладно, — усмехнулся вошедший Го Цюань-хай, — вязать не будем. Принеси кольца в крестьянский союз. А больше у тебя ничего нет?

— Нет, председатель, нет ничего.

— Смотри, если что утаишь, а мы найдем — худо тебе будет. Иди да о гоминдановских бандах и думать забудь. Они не придут, и старые времена тоже никогда не вернутся.

XVI

Сяо Ду принадлежал к числу мелких помещиков. Го Цюань-хай, хорошо знавший положение в каждом доме, считал, что имущества в семье Сяо Ду немного, и их не тронули. Однако после того как обнаружилось, что старуха спрятала золотые кольца жены Добряка Ду, все помещичьи приспешники попали под подозрение.