Ураган. Книга 1. Потерянный рай - [319]

– Давай по порядку, – спокойно сказал Гэваллан. – Ты прав насчет вертолетов Руди и Старка, Мак. Но предположим, что у них будет разрешение на перелет по всем этим территориям.

– А?

– Я послал телекс всем национальным управлениям гражданской авиации стран Персидского залива и получил по телексу подтверждения, что вертолеты «С-Г» могут транзитом пролетать по их территории.

– Да, но…

– По порядку, приятель, по порядку. Дальше, предположим, что все наши вертолеты снова получат британскую прописку. Они ведь и являются британскими, это наши вертолеты, мы за них платим, они – наша собственность, что бы партнеры ни пытались там провернуть. С британской регистрацией они не подчиняются Ирану, вообще не имеют к нему никакого отношения. Так?

– Когда они покинут пределы страны – да, но тебе не добиться от Иранского управления гражданской авиации согласия на их вывоз, поэтому ты не можешь вернуть им британскую регистрацию.

– Предположим, что я смогу внести их в британский реестр в любом случае.

– И как, черт побери, ты собираешься это сделать?!

– Попросить. Ты просишь, дружище, просишь ребят из регистрационной службы в Лондоне сделать это для тебя. «Дела в Иране что-то совсем запутались», – говорю я. «Да, чертовская неразбериха, старина, это есть», – говорят они. «Я бы хотел на время снова прописать своих пташек в британском реестре, – говорю я. – Возможно, я их вывезу оттуда, пока ситуация не придет в норму… Разумеется, власти предержащие в Иране дают свое разрешение, вот только сейчас я никак не могу получить от них эту чертову бумагу с подписью, ну, вы знаете, как это бывает». – «Разумеется, старина, – говорят они, – с нашим чертовым правительством то же самое… вообще с любым чертовым правительством. Ну, пташки-то твои, тут сомнений нет, это, конечно, самую чуточку против правил, но я так думаю, все должно быть нормально. Тут у нас междусобойчик намечается для старых друзей, ты придешь?»

Мак-Ивер остановился и в изумлении уставился на него:

– Они согласились?

– Пока нет, приятель. Дальше?

– Да у меня этих «дальше» штук сто, вот только… – раздраженно выпалил Мак-Ивер, снова двинувшись вперед: стоять было холодно.

– Только – что?

– Только если я тебе их буду выдавать по одному, у тебя всякий раз найдется ответ и возможное решение, но вот в одно целое они все вместе никогда не сложатся.

– Я согласен с Дженни, нам придется все делать самим.

– Может быть, но план должен быть по-настоящему реализуемым. И еще: мы получили разрешение вывезти три двести двенадцатых, возможно, мы могли бы таким образом вывезти и остальные?

– Эти три пока в Иране, Мак. Партнеры, не говоря уже про Иранское управление гражданской авиации, их из своих захапистых лап не выпустят. Посмотри на «Герни» – у них все машины конфисковали. Сорок восемь штук, включая все двести двенадцатые, – миллионов на тридцать вертолетов стоят и ржавеют, они даже техническое обслуживание наладить не в состоянии. – (Они посмотрели на взлетно-посадочную полосу. Там садился «геркулес» британских ВВС.) – Талбот сказал, что к концу недели весь технический персонал и инструкторы британской армии, ВВС и военного флота будут эвакуированы, а в посольстве их останется три человека, включая его самого. Похоже, во время беспорядков возле американского посольства кто-то, воспользовавшись неразберихой, проник внутрь, взорвал сейфы, вытащил шифры…

– У них там все еще хранилось что-то секретное? – спросил пораженный Мак-Ивер.

– Видимо, да. Как бы то ни было, Талбот говорит, что это проникновение заставило съежиться каждую дипломатическую задницу в христианском мире – равно как и в советском, да и в арабском. Все посольства закрываются. Арабы надулись сильнее всех остальных – ни одному шейху не хочется, чтобы хомейнизм пробрался на другую сторону залива, и они готовы и способны выложить свои нефтедоллары, чтобы этого не допустить. Талбот сказал: «Ставлю пятьдесят фунтов против сломанной заколки, что Ирак уже втихую раскрыл свою чековую книжку, курды тоже, и вообще все арабы, которые за суннитов и против Хомейни. Весь залив теперь как пороховая бочка».

– А он тем временем…

– Тем временем он уже не такой грозный, каким был несколько дней назад, и уже не так уверен, что Хомейни тихо-мирно удалится на покой в Кум. «Все та же старая веселая песня про „Иран для иранцев“, старина, лишь бы только были Хомейни и муллы, – говорит он. – Мол, да здравствует хомейнизм, если только левые его раньше не прикончат, и долой все старое. Это они про нас». – Гэваллан похлопал руками в перчатках, чтобы разогнать кровь. – Черт, я замерз! Мак, из бухгалтерских книг ясно видно, что мы здесь по уши в дерьме. Нам нужно позаботиться о себе.

– Это чертовски большой риск! Думаю, несколько пичуг мы потеряем.

– Только если удача совсем от нас отвернется.

– Ты слишком многого ждешь от удачи, Энди. Помнишь тех двоих механиков в Нигерии, которым впаяли по четырнадцать лет только за то, что они обслужили сто двадцать пятые, которые потом вывезли из страны нелегально?

– То была Нигерия, и механики остались в стране. Мы здесь не оставим никого.

– Если здесь останется хоть один из наших иностранных работников, его схватят, бросят в тюрьму и будут держать заложником за всех нас и наши вертолеты, если только ты не будешь готов предоставить ему самому за все отдуваться. Если же не будешь, то они используют его, чтобы вынудить нас вернуться, а когда мы вернемся, они будут в крайне сильном раздражении. Как быть с нашими иранскими работниками?