Ур, сын Шама - [154]

— Да ты что? — удивился Валерий. — Посмотри, какая красотища тут. Пожалеешь, Ур!

Реюньон и верно был красив в зеленом убранстве тропических лесов. Пальмовые рощи словно сбегали с холмов, чтобы поглядеться в синюю воду. Дальше громоздились горы, их венчал вулкан Питон-де-Неж.

Некоторое время Ур стоял на баке, глядя, как швартуется по соседству промысловое судно — небольшой траулер с низкой, косо срезанной трубой и непонятным вылинявшим флагом.

— Мосье Ур…

Ур обернулся и увидел улыбающееся лицо Франсуа.

— Мосье Ур, если хотите, я останусь за вас на судне…

— Нет, Франсуа. Вы идите, гуляйте. Купите для своего дядюшки открытки с видами.

— Ладно, мосье Ур. Если вам захочется пить, кока-кола в холодильнике в кают-компании.

Ур прихватил бутылку кока-колы и пошел в свою каюту. За открытым иллюминатором плескалась вода, солнечные зайчики бродили по каюте. Ур сел к столу и, отстегнув клапан, вытащил из заднего кармана свой блокнот. Нажал кнопку, и пленка плавно пошла, перематываясь с катушки на катушку. Стоп. Ур надолго задумался. Потом взял тонкий стерженек и начал писать на пленке. Отхлебывал кока-колу из бутылки. Снова принимался писать.

Наверху затопали, раздался смех, шумные голоса. Ур закрыл блокнот, и в этот момент распахнулась дверь, в каюту ворвался Валерий. За ним вошли Нонна и Шамон.

— Много потерял! — начал Валерий с порога. — Ох и городок пестрый, в глазах до сих пор рябит. Люсьен, выйдет что-нибудь из сегодняшних съемок?

— Зелезно. — Шамон, задрав голову, почесал под бородой.

— Что? А, железно… — Валерий хохотнул.

— Такое впечатление, — сказала Нонна, — что тут все живут на улицах. Богатый остров, райская природа, а беднота ужасная. Ур, мы купили тебе шлем, как у Шамона. Ну-ка, примерь.

Пробковый шлем оказался впору. Нонна обрадовалась, что угадала размер головы. А Валерий сказал, прищурившись на Ура:

— Вылитый Тиглатпалассар.[15]

Перед ужином Ур постучался к Нонне в каюту.

— Я хочу дать тебе вот эту штуку, — сказал он.

— Что это? — Она вскользь взглянула на его протянутую ладонь, на которой белело нечто вроде пуговицы.

— Пусть это будет у тебя. На случай, если… если со мной что-нибудь случится…

Нонна резко повернулась к нему.

— Что это значит, Ур? Что может с тобой случиться?

— Надеюсь, что ничего. Я ж говорю — на всякий случай.

Нонна взяла двумя пальцами крохотный моток узкой, не больше трех миллиметров шириной, пленки.

— И что я должна с этим сделать?

— Проглотить.

— Ур… ты разыгрываешь меня?

— Нет, Нонна, я вполне серьезно… Ты сама поймешь, когда надо будет проглотить. Это ведь не трудно, она не больше таблетки. Можно запить водой.

— Но все-таки… что это такое?

— Полоска кодовой информации. Больше я ничего не могу сказать. Потом я тебе расскажу все. Когда придет время.

«Дидона» шла на юг по пятидесятому градусу восточной долготы, выполняя задуманный доктором Русто океанский разрез Реюньон — острова Крозе. Это была та самая долгота, тот меридиан, на котором стоял родной город Нонны и Валерия, — но сколько тысяч километров отделяло их сейчас от берегов Каспия!

На борту «Дидоны» наступила рабочая пора. Стучали лебедки, опуская и поднимая термограф (эту операцию Валерий назвал «ставить градусник под мышку океану»), батометры, вертушки для измерения скорости течения и другие приборы. Эхолот исправно чертил линию океанского дна. Брали водные пробы. Ходила за борт и обратно планктонная сетка.

Группа Селезневой не только изучала на практике методику доктора Русто, но и испытывала свои методы измерений. Ежедневно с носа и с кормы вывешивали свинцовые электроды Миронова и брали с разных глубин показания электрических токов океанского течения. Ур налаживал ниобиевый прибор своей конструкции, опускал в воду, но записи, снятые с самописца, никому не показывал. Наладка оказалась не простой. Да и шло судно пока в попутной струе Мадагаскарского течения, не пересекавшей магнитный меридиан. Ниобиевый прибор дожидался своего часа — погружения в Течение Западных Ветров, к которому с каждым днем приближалась «Дидона».

Погода стояла хорошая. Индийский океан словно бы разленился по-летнему, нежился, мягко колыхаясь, под жарким солнцем. Безоблачными, безветренными были рождественские дни. Новый год встретили дважды — сперва по московскому, потом по парижскому времени. Жорж, исполнявший по совместительству обязанности кока, превзошел самого себя. Из муки, сгущенного какао, яиц и тапиоки[16] он создал торт неслыханной вкусноты. Нонна кинулась было записывать рецепт, но, увы, оказалось, что Жорж творил в порыве вдохновения и никаких конкретных данных о процессе творчества сообщить не мог.

Шесть тысяч метров было под килем «Дидоны» в новогоднюю ночь. Долго разносились над Центральной Индийской котловиной русские и французские песни. Вероятно, они достигали слуха вахтенных с встречных судов. Тут была оживленная океанская дорога, и суда линий Кейптаун — Калькутта, Кейптаун Сингапур и других часто пересекали курс «Дидоны».

— Затрубили во дворе трубадуры, закурили в кабаке трубокуры! воскликнул Валерий. — Что бы еще спеть? Друг Мюло, давай затянем старинную провансальскую песню «Ах, зачем ты меня целовала»…