Упрямое время - [22]

Дельный совет!

– Есть кто живой?! Голодных обслуживают?

Крикнуть пришлось дважды. Затем дверь по ту сторону прилавка открылась, выпустила молодую женщины в белом халате. Маленькая, розовощёкая, круглолицая, чем-то смахивающая на поросёночка. Не жирного, а в самый раз, аппетитного такого поросёночка.

Приветливо, как будто и не ждал я её несколько минут, женщина спросила:

– Что будете кушать?

– Борщ, на второе…

– Борща нет, – тут же охладила мой пыл розовощёкая.

– А в меню…

– Варится. Лапшу будете?

– Буду. И биточки с гречкой. Биточки есть, надеюсь?

– Биточки есть, каша закончилась.

– Девушка, да что ж это у вас за голодомор?

– Каникулы, – невозмутимо объяснила «кормилица». – Студентов нет, мы много и не готовим. Макароны на гарнир ложить? Если хотите, можно пельмени сварить. Это быстро.

О пельменях она упомянула таким тоном, будто было это спецблюдо для VIP-клиентов, а мне вот снизошли. Уважают, мол. Пельмени это хорошо. Только знаю я, как оно «быстро» бывает в подобных заведениях. На варку столько времени уходит, словно фарш ещё хрюкает где-то, а не в тесто залепленный в морозильнике лежит.

Я покачал головой.

– Не нужно. Буду лапшу с макаронами есть, раз у вас такой богатый ассортимент.

«Кормилица» сочувственно развела руками, пошла к кассе. И я за ней.

Сумма чека меня неожиданно порадовала. Цены в две тысячи пятом куда ниже были, чем в две тысячи девятом. Приготовленный полтинник показался несоизмеримо крупной купюрой. Да ладно, разменяю. Положил на блюдечко.

Круглолицая ждала чего-то. Деньги не трогала, смотрела на меня, улыбалась. И я улыбнулся – не жалко. Но пауза затягивалась.

– Так сдача будет?

Женщина взяла купюру, повертела, разглядывая. Даже на просвет проверила. Боится, что фальшивая? Стопроцентной гарантии дать не могу, но вроде не должно.

– А где вы такую взяли?

Вопрос мне не понравился. Я сразу насторожился, подобрался. Привычка, годами выработанная – непонятно, значит опасно. А я не понимал, что происходит.

– Я таких денег не видела, – пояснила кассирша. – Это что, игрушечные? А сделаны, как настоящие.

От слов её у меня глаза на лоб полезли не хуже, чем у той девчонки, в больничном дворе.

– Вы что, издеваетесь? Это пятьдесят гривен, настоящие.

Женщина засмеялась. Неуверенно. Так смеются, когда знают наверняка, что услышанное – шутка, а в чём соль, не понимают, но и казаться глупой не хочется. Я веселье не поддержал. Если кто здесь шутил, то не я.

Женщина чуть выдвинула ящик кассы, достала оттуда купюру. Повертела, стараясь держать от меня подальше. Тоже полтинник.

– Настоящие – вот такие. А у вас игрушечная.

Я вздохнул.

– Девушка, у вас старые купюры, а у меня новые. Видите, написано: «2005». – Сказал, а у самого тенькнуло в сердце. А что, если проскочил?! Обсчитался? Не в две тысячи пятый попал, а в две тысячи четвёртый? Не мог вроде, нет у хронобраслета такой скорости. Но вдруг?! Уточнил: – Сейчас же две тысячи пятый?

– Да, – женщина вновь взяла мою купюру. Ещё раз оглядела. – Но я ничего о новых деньгах не слышала.

Я порылся в кошельке. Выложил перед ней десятку, пятёрку, гривну.

– И таких не видели?

Она отрицательно покачала головой. Уже не смеялась, поглядывала на входную дверь. Ждала, что зайдут посетители, подскажут? Но никто не заходил. Тогда она закричала:

– Майя! Подойди на минутку!

– Шо там такое? – долетело с кухни.

– Быстрее!

На крик кассира здесь отзывались куда проворнее, чем когда звал посетитель. Две секунды, и дверь распахнулась, выпустив вторую женщину. Высокая, тощая, светло-пегие пряди выбиваются из-под белого колпака, прилипают к лицу. И это повар?! Не удивительно, что здесь одними сосисками и пельменями потчуют.

Повариха подошла, не сводя с меня взгляда.

– Шо случилось?

– Глянь, ты такие видела? Говорит, новые.

Долговязая посмотрела на деньги, склонив голову на бок, что твоя цапля. И взгляд её стал совсем нехороший.

– Никогда не видела.

Мнение товарки стало для кассирши решающим.

– Я эти деньги не возьму.

Смотрят на меня в четыре глаза. И я прекрасно знаю, что думают, – ломщик, мошенник. Сейчас повариха уйдёт на кухню и ментов вызовет. Ноги надо делать, ноги!

Но если бежать, то далеко, вон из этого времени. На голодный желудок. А лапшица-то горяченькая. И биточки вроде, ничего. Пахнут. Я придумал другой вариант.

– Так чё, это не настоящие деньги? Вот блин. А мужик мне сказал – нормально всё, мол, новые деньги ввели. – Я сгрёб купюры, от греха подальше.

– Какой мужик?

– Да на вокзале, когда деньги менял. Я ж сегодня только из России приехал. У меня сестра здесь в больнице лежит. Проведать хочу.

Какой у нас народ всё-таки отзывчивый! Минуту назад готовы были ментам меня сдать, а как докумекали, что не их ломанули, – сочувствие прямо из ушей лезет.

– Ох жульё! – всплеснула руками толстенькая. – И много вы поменяли?

– Две тысячи на наши.

– Ох ты ж! Вы в милицию заявите!

– Света, какая милиция? Думаешь, они там этих жуликов не знают? Все отмазанные давно. – Повариха посмотрела на меня. – Так и что, у вас совсем денег не осталось?

– Да немного вроде есть, – испытывать их сердобольность я не хотел, очень уж в ней сомневался. Достал из кошелька старую двадцатку. – Эта хоть настоящая?