Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек - [39]

Но не ответила Дурсун. Не успела.

Произошло великое и грозное событие. Нарушилась счастливая, молодая жизнь с ее трудом и учебой, с ее миром и любовью, с ее цветами и снами. Фашисты напали на страну Советов. Началась Отечественная война, война не на жизнь, а на смерть. Советский народ грудью встал на защиту Родины.

Разведчики

— Вы только посмотрите на него! Куда ни наклонится, — везде удача! О, он более ловок, чем я! Куда более ловок! Мне приходится всю ночь рыскать от окопа к окопу. Хорошо, если схватишь полузамерзшего немца, а то и ни с чем возвращаться! А этот сидит себе в окопе и постреливает… Но того и гляди, станут скоро все повторять: Карягды Сарыев! Карягды Сарыев!

Так думал Мухот, возвращаясь из разведки. Принялся он чистить свой автомат. «Нет, так нельзя, — подумал он. — Так нельзя. Буду учиться на танкиста».

Приведя в порядок автомат, Мухот полез в карман гимнастерки. Горела печка, и жаром из нее осветило тоненький листок в руках солдата. Только три строчки написала Дурсун на этом листке. Мухот с улыбкой смотрел на эти девичьи строки. Потом спрятал листок, вздохнул и тут же крепко заснул.

Ничего не случилось нового в жизни соперников. Правда, в день Октябрьского праздника Мухот получил за поимку «языка» медаль «За отвагу».

По-прежнему Карягды стоял на посту по ночам, а днем таскал бревна. По-прежнему Мухот ходил с разведчиками по минным полям резать немецкую проволоку.

Когда Карягды узнал о награждении Мухота, он сказал себе:

— Ну вот! Ведь я предсказал это! Подождем еще — и вся грудь его будет в украшениях, как у туркменской девушки. А мне что же? Сторожить пулемет? Нет, перейду в разведку!

Вскоре так и случилось. Майор помог Карягды, и он стал батальонным разведчиком. Вот как это произошло.

Наступил 1943 год. И вот денек в середине января. Они стоят перед командиром разведки. Стоит Мухот. И Карягды стоит рядом с ним.

Командир говорит:

— Слабо действуем, товарищи!

Разведчики молчат.

Командир повторяет:

— Товарищи, слабо действуем! Командование так находит. Новые поставлены требования. Слышите? Поднять работу разведчиков.

Слушает Карягды.

Мухот слушает.

Командир говорит, что нужно добиться языка, да такого…

— Офицера! Слышите, разведчики?

Этот план созрел у Карягды. Стоя на посту, он увидел вялый дымок над немецким окопом. И летели с того места звуки гармошки.

Пришла Карягды в голову мысль, что в этом месте, наверное, командный пункт. Он сказал об этом майору и попросил майора послать в разведку его, Карягды.

Пошли по направлению, указанному Карягды. А перед тем, напутствуя их, командир еще раз повторил:

— Офицера! Слышите?

Холод резал глаза и руки. Сверкали звезды и, казалось, вели с неба наблюдение. Снег, замерзая на лету, бил в лицо дробью. Когда подымалась в небо ракета, становилось светло, как днем. И все время плыл в разные стороны разноцветный пунктир трассирующих пуль.

«Они, как кони, фыркают, — подумал Карягды. — Как кони, завидевшие торбу с ячменем».

Так фыркали пулеметы.

А шестиствольные! С каким отвратительным, с каким дурным звуком они стреляют.

Ночь войны!

Кажется, не только человек воюет с человеком, но и небо воюет с землей! Небо с землей, ночь со светом, пушка с пушкой, мысль с мыслью, душа с душой. Все воюет! И если сказал бы кто солдату, что где-то есть на свете местечко, уголок, где не знают об этой ночи, не поверил бы солдат. Сказка! Да и в сказке, пожалуй, не может быть, этого!

Разведчики ползли, врезаясь в снег подбородками. Ракета… Нужно слиться со снегом. Автомат завернут в белое. Ничего не видно. Вот, уже достигли разведчики проволочных заграждений. Прорезали для себя ходы. Метрах в пяти от немецкой траншеи все поднялись разом, без крика, без шума и прыгнули в нее. С одного фланга стал автоматчик и с другого.

Мухот увидел перед собой трех немцев над котелком супа. Все произошло мгновенно, скорей, чем открывается веко.

— Хальт! — крикнул Мухот — Хенде хох!

«Что это?» Мухот не понял сразу. Супом в лицо… Глаза ему залило, он захлебнулся. Но успел выстрелить. Он не видел, но слышал, как упал стоявший перед ним немец. Тут же прыгнул кто-то ему на шею. Мухот хотел стряхнуть тяжелое тело, размахивался, но фриц, у которого душа, как видно, от страха влезла в самое горло, крепко вцепился в Мухота. Обоим было понятно, что это не простая драка, в которой, обменявшись тумаками, противники расходятся, почесываясь. Нет! Это смертельный бой, в котором надо было убить, обязательно убить! Или ты убьешь, или тебя убьют. Вдруг третий немец, только теперь пришедший в себя от испуга, оглушил Мухота ударом в голову. «Автомат! — пронеслось в сознании Мухота, — отнимут автомат…»

Когда Мухот выстрелил, звук услышал Карягды. Он поспешил туда и едва выбежал из-за поворота, как увидел, что два немца одолевают разведчика. В таких ночных нападениях на вражеские окопы следует по мере возможности воздерживаться от стрельбы и, зная это правило, Карягды не стал стрелять, а прикладом автомата ударил одного из немцев по затылку. Немец разжал объятия, в которых держал Мухота, и тут же получил удар в лоб. Карягды не узнал спасенного им разведчика. Да и как было узнать, когда все лицо его было облеплено лапшой!