Упреждающий удар - [39]

Кто-то пытался ему перевязать рану, что-то спрашивали, но он ничего не слышал - все внимание было приковано к ратоборствующим, к большим самострелам.

Хвостатая черная тень накрыла вершину горы, дерущихся около костра: с одной стороны русские, с другой - ближе к берегу, где стояли гигантские деревянные станины самострелов, - татары.

Под станинами лежали сложенные черные копья - стрелы.

Бились в ближнем бою: тыкались копьями, рубились мечами, саблями.

Евсей Великий будто бы очнулся: увидел себя со стороны сидящим на хребтине земляного вала, держащим за шею копье, с мечом в ножнах. Вокруг - вои из личной десятки...

"Ох, вояка!" Сколько помнил, такого с ним еще не бывало - не к добру это!.. "Господи! Не отвороти лик свой от раба твоево!" - сотенный Евсей двуперстно перекрестился.

...Бой шел не так, как хотелось, - его вои оказались в худшем положении: ниже татар, сгрудились; задние не могли сражаться."Надо задним стрелами бить, головешками кидаться - поджечь!.. - Он видел, что его войско превратилось в разъяренную толпу мужиков - пусть и сильных каждый по отдельности... - Моя вина! Как только меня ранили, нужно было сразу же вместо себя назначить ково-нибудь - любой десятный справился бы... - Он знал своих воев - лично назначал десятных... - Но откуда столько татарвы взялось?!" И только теперь, приглядевшись, понял, что те татары, ежесекундно по двое-трое поднимающиеся на площадку с самострелами, были из-под крутояра, из-под берега...

Они вновь забегали вокруг своих больших самострелов, настораживая их для стрельбы.

"Теперь уж точно - воевода пошел, - подумал Евсей; он не видел даже луга, но сомнений не было - к горе подходил вятский полк. - Чо я сижу?! Надо иссечь большие луки - иначе подожгут ушкуи!"

Выхватив меч, он поднял копье, шагнул вперед - боль насквозь прострелила ногу; яростно-зло улыбаясь, перемогая боль, хромая, побежал туда, где мелькал голубой кафтан десятника (часть русских - десятка полтора - во главе с десятником прорвалась к станинам самострелов и билась в окружении, стараясь добраться до самих луков...)

С грозным кличем сотенный ватаман с десятью воями врезался в гущу врагов. Неистово работая мечом, копьем, а где и просто сшибая и подминая татар, пробился к голубому кафтану и вместе с ним ведя бой, дотянулся до самострела - затюкал мечом по звонкому сухому дереву, коже, по скрученным жилам... Дуга с силой выпрямилась - лягнула по ту сторону татар - трое по-птичьи, раскинув руки, отлетели к крутояру, скатились под гору...

Евсей Великий забежал на то место, откуда только что сбросило татар, и увидел реку - по ней, построившись полукольцом, подходил воеводский полк. Против него вышла стая двухвесельных лодок - около трех сотен татар. Плывя параллельно русским, держась правого берега, чего-то выжидали - для нападения их было маловато.

"Видать, большую часть лодок посек Иван... Ждете-пождете, когда огненные змеи полетят на ушкуи?!" - Евсей Великий ясно представил, что произойдет, если он не уничтожит оставшиеся самострелы - татары подожгут корабли русских, нанесут огромный урон, а потом налетят на лодках - постараются добить...

"Уложу всех, сам погибну, но большие луки посеку!" Сотенный Евсей оглянулся - за те несколько мгновений, которые смотрел на реку, враг окружил, отрезал их от остальных и теперь пытался расколоть прорвавшихся и по отдельности перебить. Все явственнее становился перевес татар, на место одного убитого приходило два; русские, рассеченные на небольшие группы, сражались каждый за себя.

Медлить было нельзя. Евсей Великий повел воев на соседний, стоящий выше, правее от него, самострел; но то ли устал, или же из-за потери крови (в сапоге хлюпает, от крови слизко...) вдруг почувствовал, как закаменели руки, ноги, закружилась голова.

Он пропустил вперед себя десятника в голубом кафтане с воями.

Они, подобно жнецам, пошли косить татар и, потеряв половину воев, дотянулись до самострела, тюкнули по жилам; повернули обратно - ринулись вниз, на последний самострел, - где уже застыли, ожидая команды, с дымящими факелами татары, готовые вот-вот поджечь стрелу-копье и пустить ее в реку...

Голубокафтанный ватаман с пятью воями смог-таки прорваться - добил оружие врага...

Сотенный Евсей Великий остался с тремя - с такими же, как он, отяжелевшими и обессилевшими от ран - воями, в плотном окружении, на полпути до нижнего самострела...

Полуоглушенный, простоволосый, без железной личины, в изорванном и спущенном с плеч кафтане, ничего не видя, - перед глазами черно-красная пелена, - вращал мечом вокруг себя, пытаясь не подпустить врагов.

Вот он уже один - товарищи изрубленные, бездыханные, рухнули на землю. Собрав всю оставшуюся волю и силу, сотенный еще боролся.

Левая рука безжизненно висела, рот хватал-кусал воздух, из глотки вырывались всхлипы; на страшном лице сверкали белками обезумевшие, полные жгучей ненавистью глаза...

Движения становились все медленнее и медленнее...

Несколько татар вскочили ему на спину, повисли, стараясь заломить руку с мечом - "Живьем хотят!.." - меч выпал у него; хрипящего и богохульно матерящегося, повалили на спину, но секунду спустя неимоверным усилием скинув сидящих, смог все-таки повернуться на живот; упершись рукой, приподнялся, встал во весь свой великий рост, схватил татарина - тот завизжал, рубанул руку ниже подлокотника - кисть Евсея шлепнулась под ноги - в пыль. Сотенный взревел, ринулся вперед, размахивая и тыкая брызжущей кровью культей...