Упреждающий удар - [27]

— Вот еще! — сказала Надя. — Туда ему и дорога! — Она махнула рукой.

Ну что же. По крайней мере, хоть с одноклассничком разобрались. Но… я вспомнил, что Надя упомянула: ей и сейчас, вот сегодня, надо по сто пятьдесят долларов в день! Зачем, спрашивается?

— А у кого ты покупаешь наркотики сейчас? — спросил я напрямик.

Надя снова расплакалась. Она рассказала, что ее нашли друзья пропавшего одноклассника. Очень хорошие друзья.

— Тоже «чеченцы»? — осведомился я.

Нет, ответила Надя, просто друзья.

Меня уже просто бесило. По словам Нади, ее беда была в том, что ее всюду и все домогались. В новой компании ее пожелал теперешний распределитель наркотиков, по описанию Нади — Феня. Я заставил девушку подробнее описать его внешность и почувствовал, что, во-первых, это действительно Фенчик, а во-вторых, что Надя его ненавидит. С другими чувствами она просто не нашла бы слова, которыми его обозвала.

— … — сказала Надя. — … и…, вот он кто.

Я хихикал, потирая руки. Действительно, Феня заслуживал такого описания!

— Успокойся, — сказал я, поглаживая Надю. — когда тебе надо с ним встретиться? Сегодня?

— Сейчас, — ответила она, глотая слезы.

— Сейчас? — повторил я, поднял брови и посмотрел на часы.

Что же, надо было одеваться.

И вот мы мчимся в автомобиле по улицам вечерней Москвы. Фонари приветливо подмигивают нам, но мне не до них. Надя преданно поглядывает на меня сбоку, и я спокоен, потому что она рядом со мной, и еще потому, что на меня никто никогда так не смотрел. А впрочем, меня не пробьет ни один взгляд, потому что я готовлюсь к крупному разговору с ее «наркохахалем» Феней.

Мы останавливаемся. Это окраина города, микрорайон Медведково. Улица, кажется, Студеная. Или Студенческая. Не помню, какая улица, она какая-то длинная и в самом деле студеная: ночь, мороз и ветер пронизывает до костей. Мы вылезаем из машины. Надя, стараясь не оглядываться, ведет меня в какие-то дворы. Я сосредоточен.

И вдруг я замечаю, что моя спутница изменила Она не такая, она какая-то новая, она… не выглядит прежней Надей.

Вот не знаю, как это объяснить. Надя выглядит не так, как только что. Она подавлена, ее губы поджаты. И как она ведет меня за собой? Так провинившийся ученик ведет отца на встречу с завучем школы.

Мы остановились у телефона-автомата. Надя взяла трубку… И вдруг:

— Отойди, пожалуйста.

— Куда? — не понял я.

— Никуда, — сказала Надя. — Просто отойди. Мне поговорить надо.

Я пожал плечами и отошел. Мне было неприятно — а кому, скажите, приятно будет?

Я видел, как Надя набрала номер и отвернулась. Ну что же, больно мне надо! Я тоже отвернулся.

Но вот слышу — снег скрипит. Надя подошла ко мне. И снова я заглядываю ей в глаза, а она отводит взгляд. Мы стоим рядом, но, кажется, нет на свете более чужих людей.

Хлопнула дверь подъезда. Вышел Феня — я узнал его очки и длинный нос. Он ежится от мороза — на улице никак не меньше минус двадцати. И хоть на Фене не бейсболка козырьком назад, а норковая меховая шапка, длинные тощие ноги и рваные джинсы на этих ногах были те же.

— Фенчик! — Надя радостно взмахнула рукой

— Надюха! — воскликнул очкарик и чуть ли не бегом бросился к Наде.

Я заступил ему дорогу. Фенчик налетел на меня, как на каменную стену, а я зато увидел его лицо. Это было удивленное лицо. Кажется, Фенчик в первую минуту просто не узнал меня.

— Ты помнишь, о чем мы говорили в последний раз? — спросил я.

Он в ответ прищурился, оскалив верхний зуб, — ни дать, ни взять крыса. Почему-то снял очки и давай их протирать вязаной перчаткой. Я жду ответа, а он сунул морду в очки и обратился к Наде:

— Ты принесла деньги?

— Сколько я тебе должна? — проворковала Надя.

Я был оскорблен до глубины души. Они разговаривали между собой, словно меня не было! При этом так смотрели друг другу в глаза! Они… улыбались!

— Сколько она тебе должна? — повторил я грозно.

Фенчик-птенчик обернул свой клюв ко мне.

— Тебя это не касается, — сказал он.

— Она больше не будет у тебя их покупать! — яростно сказал я.

Фенчик отреагировал неожиданно — развернулся и без лишних слов ударил меня кулаком в лицо.

* * *

Тишина. Темнота. Потом медленно проявляется картинка: я стою на четвереньках, а рядом со мной, как ни в чем не бывало, о чем-то мирно беседуют Фенчик и Надя. И так мирно протекает их беседа — просто загляденье. Я на них не смотрю, трясу головой, как собака, и не могу вытрясти головную боль. Фенчик ко мне неплохо приложился. Моя голова словно заполнена битым стеклом, «шшшш!» — шуршит это стекло. Мимо ходят люди, но никто из прохожих не обращает на нас внимания.

Разговор Нади и Фенчика не остался в моей памяти. А когда я поднялся, рядом стоял один Феня. Нади не было.

— Где она? — с трудом ворочая языком, спросил я.

— Кто?

— Надя.

— Каюк ей, — коротко и просто ответил Феня.

— Я… не шучу, — сказал я. Мне было больно говорить. Я нагнулся и приложил ко рту горсть снега. Когда отнял руку, снег окрасился красным. Это кровь. Моя кровь. Четвертая группа.

— Понимаешь, с ней нельзя так, как ты, — ухмыльнулся Феня. — С ней надо по-другому, по-мужски. Она сказала, что не переносит тебя. Она уехала домой на троллейбусе, — глазки Фенчика за очками сияли. Он смотрел на меня насмешливо.