Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - [153]

Касьянов инстинктивно сознавал то же самое. Он не был идейным противником неолиберализма. Просто, будучи человеком осторожным и не склонным к авантюрам, он жил в московском Белом доме по принципу: «Не тронь лиха, пока лежит тихо». Зачем рисковать, если все идет нормально? В этом премьер-министр был похож на огромную массу своих сограждан, измученных потрясениями 1990-х гг., когда слова «реформа» и «беда» стали синонимами.

В правительстве шла непрерывная борьба между прагматиками и очередной «командой реформаторов», возглавляемой, как теперь положено, выходцами из Ленинграда — Германом Грефом (Министерство экономического развития) и Алексеем Кудриным (Министерство финансов). Амбициозный «план Грефа», торжественно провозглашенный в начале царствования Путина, был фактически похоронен в правительстве. Не реагировал Касьянов и на призывы Путина принять решительные меры для удвоения валового внутреннего продукта. Не вдохновила его идея президентского советника Андрея Илларионова за десяток лет догнать и перегнать Португалию. Прагматики понимали, что всевозможные «большие скачки», «модернизационные рывки» и «решительные меры» обернутся чередой катастроф, которые в лучшем случае приведут к крушению правительства, а в худшем — дестабилизируют страну.

НАЧАЛО «НЕОБХОДИМЫХ РЕФОРМ»

Будучи занятым борьбой с политическими недругами, на саботаж правительства Путин смотрел сквозь пальцы. В некотором смысле «торможение реформ» было ему даже выгодно: пока исход политической борьбы оставался неясен, желательно было свести к минимуму риски в экономике. Но к концу 2003 г. ситуация радикально изменилась: недоброжелатели президента повержены, оппозиция сведена к политическому ничтожеству, недовольные олигархи изгнаны или «доведены до цугундера», а остальные крупные предприниматели должным образом выдрессированы.

Лидеры бизнеса теперь твердо знали, что прямое вмешательство в политику недопустимо. Что, кстати, соответствует теориям либеральной политэкономии. В свою очередь государство, в соответствии с теми же теориями, обещало удалить все препятствия для развития свободного рынка, свести к минимуму перераспределение доходов и отдать на милость частному сектору любую отрасль, в которой предприниматели пожелают извлекать прибыль. Президент отводит себе лишь почетную роль «ночного сторожа». То есть главы репрессивного аппарата, каковым он и является — по должности и по призванию.

Путь к этой либеральной идиллии лежал через новую волну неолиберальных мер. Однако неожиданным препятствием на этом пути оказалось само правительство, не желавшее провоцировать новый социальный кризис в собственной стране. Газета «Ведомости» отмечала, что «многие важнейшие законопроекты — от поправок в Налоговый кодекс до нового Лесного кодекса — буксовали именно с подачи Касьянова». Осторожный премьер не испытывал большого восторга по поводу проектов, предлагавшихся неолибералами из окружения президента. На протяжении четырех лет он успешно блокировал планы Германа Грефа и его команды. В 2004 г. ситуация изменилась. Когда правительство отправило на доработку очередной проект налоговой реформы, согласованный с администрацией, «чаша терпения президента переполнилась»[340].

Касьянов стал очередной ритуальной жертвой, принесенной на алтарь либеральных реформ.

На пост главы правительства был назначен Михаил Фрадков, занимавший пост представителя России в Евросоюзе. Российская элита оценила решение президента как жест Кремля в сторону Запада, а биржа реагировала очередным повышением котировок, «радуясь неожиданному назначению — новому премьеру, который одновременно опирается на “силовиков” и либералов, никогда не скажет “нет” президенту и будет последовательно проводить реформы»[341].

Как принято в России, назначение нового премьера было окружено обстановкой загадочности, а в конечном итоге стало напоминать неудачный розыгрыш. Как отмечает «Газета», «чиновники администрации президента и журналисты наперебой высказывали предположения, кого же назовет Путин. Кто-то пытался даже устроить тотализатор. Но назначение готовилось в такой секретности, что правильная кандидатура ни разу так и не прозвучала. Как выяснилось позже, правильный вариант не знали и те, кто в это время сидел за одним столом с Путиным». Зато потом, когда имя было произнесено, настроение изменилось в считанные секунды. Последовала сцена совершенно в духе Гоголя. «Опомниться не успели и стали одобрять», ехидно заметил кто-то из журналистов. Чиновники и депутаты «немедленно принялись хвалить решение Путина и хвастаться, кто дольше знаком с Фрадковым»[342].

Сам новый премьер узнал о своем назначении из телефонного разговора с президентом, его даже не удосужились вызвать в Москву из Брюсселя и узнать его предложения по составу, структуре или программе правительства. Да это и не требовалось. Программа уже была сформирована окружением Путина, в полном соответствии с неолиберальными учебниками. Другое дело, что ни один из питерских деятелей, приближенных к президенту не решался сам взяться за ее выполнение.

На всякий случай президент оставил под своим личным руководством Федеральную службу безопасности, Федеральную службу охраны, внешнюю разведку и другие хорошо знакомые ему ведомства. Решено было радикально сократить правительственную бюрократию. В результате проведенных энергичных сокращений количество министерств и ведомств увеличилось с 58 до 73. Зато число начальников, обладающих правом подписи и возможностью принимать решения, резко сократилось, результатом чего стала аппаратная неразбериха. Наблюдая все это, заместитель руководителя аппарата правительства А. Л. Головков меланхолически констатировал: «Пока эффективность работы федеральных структур скорее снизилась»