Управление войсками - [3]

Факты же говорят о том, что в этот период на запад с советско–германского фронта перебрасывались — лишь потрепанные дивизии, нуждавшиеся в отдыхе и пополнении. На их место прибывали полнокровные соединения. Что же касается причины «приостановки» наступления на Сталинград, то она кроется в героическом сопротивлении советских войск, а не в имитации наступления англичан.

Стремясь показать успехи дезинформации, которых немецкое командование добилось на Восточном фронте, Рендулич не останавливается перед прямой фальсификацией. Он, например, утверждает, будто благодаря этим мерам советская 3–я танковая армия в январе 1943 года на 10 дней была задержана в районе Тулы и не могла быть переброшена на Дон, где для немцев сложилась кризисная обстановка.

В действительности же дело обстояло так. 3–я танковая армия была сформирована по директиве Ставки ВГК от 25 мая 1942 года на базе полевого управления 58–й армии и 154–й стрелковой дивизии в составе двух танковых корпусов, двух стрелковых дивизий, одной гвардейской мотострелковой дивизии и отдельной танковой бригады. В августе — сентябре 1942 года армия в составе войск Западного фронта участвовала в боевых действиях в районе Сухиничи, Козельск и затем находилась в резерве Ставки ВГК. [10]

В конце 1942 года — начале января 1943 года войска армии, погрузившись в железнодорожные эшелоны, были переброшены в состав Воронежского фронта, причем сроки передислокации армии Советское Верховное Командование определяло без какого‑либо влияния со стороны так называемых дезинформационных мер немцев. В январе — марте 1943 года армия участвовала в Остро–гожско–Россошанской и Харьковской наступательных операциях. В конце апреля танковые соединения были выведены в резерв Ставки ВГК и в середине мая этой армии было присвоено почетное наименование гвардейской. К этому времени 3–я гвардейская танковая армия состояла из двух танковых, одного механизированного корпусов и отдельной танковой бригады. В этом новом своем составе с 19 июля 1943 года в полосах 3–й и 63–й армий она участвовала в Орловской наступательной операции против немецко–фашистских войск, в состав которых входил и 35–й танковый корпус под командованием генерала Рендулича.

Такова правда об «эффективности» дезинформации немцев в отношении действий 3–й танковой армии.

Заслуживают внимания мысли Рендулича о значении боевого опыта. Эту проблему минувшей войны автор стремится проанализировать прежде всего с точки зрения ее полезности для атомной войны. Он считает, в частности, что в войне с применением атомного оружия будет много общего с вооруженной борьбой обычными средствами, поэтому ее опыт с учетом новых условий сохраняет свое значение.

Автор отмечает, что важно правильно оценить боевой опыт и правильно использовать его в каждом конкретном случае. В качестве примера того, как надо слепо придерживаться опыта минувшей мировой войны, Рендулич рассказывает о том, как американцы применяли авиацию в войне против корейского народа в 1950 году. Исходя из той огромной роли, которую союзная авиация сыграла в боевых действиях 1944 года, говорит Рендулич, американское командование слишком большие надежды возлагало на свою авиацию во время войны в Корее. В результате, констатирует автор, «войска терпели одну неудачу за другой, боевые действия затянулись на несколько лет и к победе не привели». Рендулич упрекает американцев [11] и в том, что в войне во Вьетнаме они не использовали своего опыта борьбы против корейских партизан.

Упоминая о поражениях американцев в войнах в Корее и во Вьетнаме, автор, разумеется, не хочет анализировать их истинных причин. Он боится подвести читателя к выводу, что дело тут не в том, что американское командование не смогло использовать свое превосходство в авиации (известно, что во Вьетнаме сражалась и полумиллионная сухопутная армия), а в мужестве и стойкости корейского и вьетнамского народов.

Весьма интересны признания Рендулича относительно неудачного использования накопленного опыта войны верховным командованием вермахта. Так, в войсках, действовавших на Западе и на советско–германском фронте, сохранялись одни и те же уставы и наставления, хотя на Западе немецкие войска, как отмечает автор, имели дело с «легко поддающимся панике и плохо управляемым противником». Рендулич сожалеет, что на советско–германском фронте не принимались в расчет «большая цепкость противника, его нечувствительность к угрозе флангам, нехватка дорог и огромная протяженность пространства».

Рендулич призывает сопоставлять боевой опыт, полученный вооруженными силами данной страны, и дальнейшее развитие этого опыта со взглядами, существующими в вооруженных силах других стран, и прежде всего потенциального противника. Но к этим взглядам, предупреждает он, следует относиться критически, и они не должны оказывать решающего влияния на формирование своих собственных взглядов.

Но какие бы проблемы ни анализировал Рендулич, он вновь и вновь обращается к своей idee fixe — атомной войне. Он в принципе не возражает против тезиса о том, что война является продолжением политики иными средствами, но, во–первых, отрицает классовый характер политики и, во–вторых, считает, что ядерное оружие значительно сузило значение известного тезиса Клаузевица. Такое определение свидетельствует о том, что Рендулич, видимо, отказался от своей прежней категорической точки зрения, изложенной им десять лет назад в статье «Вооружение меняет политику». Тогда он писал: «…атомное оружие внесло радикальные изменения в формы войны и ее [12] взаимоотношение с политикой… Атомная война как средство политики потеряла свое значение»