Употреблено - [55]

– Пожалуй. – Натан уже вбивал в свой айфон заметку насчет Блумквиста. – Еще раз, как правильно пишется его имя?

– Вернемся в дом, и сообщу тебе все в подробностях. Я и сам не большой грамотей. Но где-то у меня записано. И его адрес с телефоном тоже. Уже год прошел, но кто знает. Возвращаясь к французскому: когда я забрал Чейз оттуда, она была натуральный псих, и все это – из-за языка, на котором она сначала говорила, потом не говорила, из-за французов и этих Аростеги (их оказалось двое – мужчина и женщина, муж и жена профессоры) – вроде бы говорили они ей на французском какие-то ужасные вещи и нанесли психологическую травму. А когда я спросил, что же такого страшного они могли говорить, Чейз сказала, мол, не помню ничего, они, мол, говорили на французском, а французский из ее головы улетучился – “изгнан”, она сказала, “изгнан из моей головы”, то есть вообще весь французский, поэтому она ничего не помнит. А потом начались странные штуки, эти ее дикие ритуалы, когда она впадает в транс и сама себя ест, в общем, вся эта ерунда, ты и сам видел, и я не могу понять, хоть убей, при чем тут страшные французские слова, которые она слышала. Ну вот, примерно так и обстоит дело. Загадка, спрятанная в непостижимость, или как там говорится. Так-то оно с детишками. Намного сложнее, чем можно подумать. Поэтому я тебя и спросил.

– Барри, в связи с патологией Чейз вы говорили об “экспериментах”. Что вы имели в виду? Какова все-таки ваша методика лечения?

– Меня теснят по всем фронтам, мальчик мой. И с самых неожиданных сторон, уж поверь.

– Например?

– Ну вот, например, эта мансарда на третьем этаже – там Чейз полностью хозяйка. Я вообще-то для нее этот дом купил, да-да. Роза тут не жила. Мы всего год как сюда переехали. Купил со всей мебелью, люстрами, светильниками и прочим, что здесь поставили, чтобы дом покупателям показывать. Как же это называется? А, вот – для демонстрации. Когда увидел, в каком Чейз состоянии, то понял, что нам нужно собственное большое жилье, а квартирка в центре, на побережье, где мы жили с Розой, была слишком маленькая, замкнутое пространство. Риелторы даже не поверили сначала, думали, я шучу, а я сказал: особого вкуса у меня нет, и мне все тут нравится. Одна дамочка со мной спорила, говорила, что эту обстановку они арендовали и она самая простая – нарочно, чтобы не отвлекать внимание от самого дома и внутреннего пространства. Но я на них поднажал, и они согласились, потому что дом этот у них подвис, целый год продать не могли.

Ройфе замолчал и осторожно отпил чуть теплого кофе, вдруг погрузившись в задумчивость. Натан ждал продолжения, но доктор, видимо, посчитал, что ответил на вопрос.

– Барри, так мы говорили о вашем необычном методе лечения.

– Ах да. Мне удалось как-то поговорить с Чейз насчет того, чем помочь ее проблеме, которую она вообще-то никогда не признавала, и тогда она сказала: “Есть одна штука – 3D-принтер. Мне бы хотелось такой, просто для развлечения. Он, наверное, помог бы мне расслабиться”. Так и сказала – “расслабиться”. С тех пор это стало нашим кодовым словом и означает “вылечиться” или, может, “подлечиться”.

– Она говорила про 3D-принтер. Сказала, что покажет его мне.

– Да? Тогда это будет исключительный случай. Мне она никогда не показывала, что там с ним делает, должен сказать. А увидишь ты адскую машинку, черт возьми. Не дешевку, нет. Она настояла, чтоб был самый лучший, а потом, как я и говорил, когда на третьем этаже мы все обустроили и обставили по ее желанию – три комнаты и ванную, не показала мне, что она там с ним делает в своей мастерской, как она называет. Буквально закрыла дверь у меня перед носом. Я мог, конечно, вломиться, но побоялся. Еще вошла бы в такой же непробиваемый ступор, как тогда, после Франции. Видел бы ты ее – лежала как бревно, закутавшись в одеяла, хотя на улице жара стояла, как сейчас. Сказала, значит, что покажет? Поздравляю, тогда ты тоже участвуешь в ее лечении. У нас будет два совместных проекта – Чейз и книга, к тому же в этом случае ей не придется иметь дела с кой-какими папиными заморочками.

Натан вовсе не испытывал желания вникать в папины заморочки, однако догадывался, что причины у них самые глубокие и мучительные.

– Ого! Это уже напряжно, доктор, вам не кажется? Я ведь просто журналист.

– Крутые времена, сынок. Чуешь? Приходится напрягаться, напрягаться до предела. Я, еще когда во второй раз тебя увидел, понял: этот парнишка готов изменить свою жизнь, совершить прорыв. Вот это он и есть, прорыв. Куда только, не знаю.

– Захочет ли вообще Чейз иметь со мной дело? Дверь у меня перед носом она уже захлопнула.

– Просто больше не говори с ней на французском. И все будет нормально. Ты ее вроде как заинтересовал. После Парижа она вообще ни с кем не общалась.

– Вы слышали про книгу Le Schizo et les langues?[26]Написал ее на французском один американец, Луис Вольфсон, – шизофреник, который не мог выносить, когда говорили на английском, и сам не мог говорить, и полностью изолировал себя от этой языковой среды. Разговаривал на других языках, в основном на французском. В его случае заморочки были мамины.