Употребитель - [5]

— Так… — говорит Люк. — Сначала отстегнем одну руку.

Он расстегивает ремешок с той стороны, где рядом с каталкой стоит столик, а на столике — лоток с инструментами. Кохер, выпачканные в крови ножницы, скальпель.

Проворно, словно кролик, девушка хватает скальпель и сжимает в тонкой руке, повернув лезвием к Люку. Ее глаза широко раскрыты, краешки ноздрей покраснели.

— Спокойно, — говорит Люк, встав с табурета и отступив, чтобы девушка не могла до него дотронуться. — В холле — помощник шерифа. Если я его позову, все будет кончено, понимаете? Нас обоих этим крошечным ножичком вы не убьете. Поэтому — почему бы вам не положить скальпель…

— Не зовите его, — говорит девушка, держа скальпель в вытянутой руке. — Мне нужно, чтобы вы меня выслушали.

— Я слушаю.

Каталка стоит между Люком и дверью. Девушка может перерезать ремешок на другой руке за то время, пока он добежит до двери.

— Мне нужна ваша помощь. Нельзя, чтобы он меня арестовал. Вы должны помочь мне бежать.

— Бежать? — Люк вдруг перестает опасаться того, что эта девушка ранит его скальпелем. Он не может понять, как получилось, что он забыл об осторожности, и как она смогла заморочить ему голову. — Вы в своем уме? Я не стану помогать вам бежать.

— Выслушайте меня…

— Вы сегодня вечером кого-то убили. Вы сами в этом признались. Я не могу помочь вам бежать.

— Это было не убийство. Я же вам сказала. Он сам хотел умереть.

— И он приехал умирать сюда, потому что тоже вырос здесь?

— Да, — отвечает девушка, и в ее голосе звучит облегчение.

— Тогда скажите мне, кто это такой. Возможно, я его знаю…

Она качает головой:

— Я же вам говорила — вы с нами не знакомы. Никто здесь нас не знает.

— Вы не можете этого утверждать. Может быть, кто-то из ваших родственников…

Когда Люк злится, он становится упрямым.

— Никто из моей семьи очень, очень давно не жил в Сент-Эндрю, — устало произносит девушка и вдруг сердито говорит: — Думаете, вы всех тут знаете, да? Ладно. Моя фамилия — Мак-Ильвре. Ну что, знакома вам такая фамилия? А фамилия того, чей труп лежит в лесу, — Сент-Эндрю.

— Сент-Эндрю? — удивляется Люк. — Ведь так называется наш город.

— Вот именно, — чуть надменно говорит девушка.

У Люка словно газировка вспенивается позади глазных яблок. Нет, он не то чтобы узнает девушку… но ведь ему где-то попадалась эта фамилия — Мак-Ильвре. Он знает, что где-то ее видел или слышал, но где — никак не может вспомнить.

— Никто по фамилии Сент-Эндрю в этом городе не жил уже лет сто, — говорит Люк небрежно. Он ужасно сердит из-за того, что какая-то девица пытается его одурачить. И зачем только она так нагло врет? Какой ей от этого толк? — Со времен Гражданской войны, — добавляет Люк. — Так мне говорили, по крайней мере.

Девушка наставляет на него скальпель, чтобы привлечь его внимание.

— Слушайте, я совершенно не опасна. Если вы поможете мне уйти, я больше никому не сделаю ничего плохого. — Она разговаривает с Люком так, словно это он, а не она говорит бессмысленные вещи. — Позвольте мне показать вам кое-что.

И тут она без предупреждения поворачивает скальпель лезвием к себе и втыкает в грудную клетку. Длинная и широкая полоса, начинающаяся от левой груди, пересекает ребра и обрывается под правой грудью. На миг Люк застывает на месте. Он не сводит глаз с алого разреза на бледной коже. Еще мгновение… из разреза хлещет кровь и выглядывают мышцы.

— О господи! — еле слышно произносит Люк.

Да что же такое с этой девушкой? Она сошла с ума? Хочет, чтобы перед смертью было исполнено какое-то ее желание? Люк преодолевает оцепенение и бросается к каталке.

— Не подходите! — говорит девушка, вновь повернув скальпель острием к нему. — Просто смотрите. Смотрите.

Она приподнимает подбородок и разводит руки в стороны — наверное, хочет, чтобы Люку было лучше видно. Но он и так все прекрасно видит, вот только не верит собственным глазам. Края разреза начинают сходиться, они тянутся друг к другу, словно усики вьющегося растения, соединяются, сшиваются… Разрез перестает кровоточить, начинает заживать. Девушка дышит тяжело, но ей, похоже, не больно.

Люк не уверен даже в том, что крепко стоит на полу. У него на глазах происходит невероятное — невозможное! Что он должен думать? Он лишился рассудка? Или ему снится сон? Может быть, он заснул на кушетке в ординаторской? Что бы ни происходило перед его глазами, его разум отказывается это принять и начинает отключаться.

— Что за черт… — еле слышно шепчет Люк и только тут понимает, что пора бы сделать вдох. Он начинает дышать, его лицо краснеет. Он чувствует приступ тошноты.

— Не зовите полисмена. Я вам все объясню, клянусь, только не кричите и не зовите на помощь. Хорошо?

У Люка кружится голова. В приемном покое воцаряется странная тишина. Услышит ли его кто-нибудь, если он закричит? Где Джуди? Где помощник шерифа? Впечатление такое, словно в приемный покой явилась фея, крестная мать Спящей Красавицы, произнесла заклинание, и все заснули. За дверью смотровой палаты темно — свет горит тускло, как всегда во время ночной смены. Привычные шумы — доносящийся издалека телевизионный закадровый смех, металлические щелчки, издаваемые автоматом для продажи газировки, — стихли, исчезли. Не слышно тихого урчания поломоечной машины в пустом коридоре. Кажется, что во всей больнице — только Люк и его странная пациентка. Слышен только приглушенный свист ветра, налетающего на стены больницы и будто бы пытающегося ворваться внутрь.