Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - [41]

Тем временем В.И. Ленин поручил матросам охранять Таврический дворец, а так же подступы к дворцу, район Смольного и другие важные позиции Питера. Командовал выставленными караулами лично нарком по морским делам П.Е. Дыбенко. В Таврическом дворце Дыбенко расположил сотню матросов во главе с матросом-анархистом А.Г. Железняковым. В районе Николаевская академия – Литейная – Кирочная расположилось еще три сотни вооруженных матросов, еще четыре сотни матросов заняли Государственный банк. 5 января в газете большевиков «Правда» было опубликовано решение Совнаркома, что всякие митинги и демонстрации в Петрограде были запрещены в районах, прилегающих к Таврическому дворцу. Провозглашалось, что они будут подавлены военной силой. Одновременно большевистские агитаторы на важнейших заводах (Обуховском, Балтийском и др.) пытались заручиться поддержкой рабочих, но успеха не имели.

В тот же день, 5 января 1918 года открылось многострадальное Учредительное Собрание. Увы, с самого начала, оно мало походило на обычный парламент, как так вся галерка была занята матросами Дыбенко, державшими делегатов… под прицелом. Дворец был буквально наводнен вооруженными матросами. Они сменили даже швейцаров и гардеробщиков, из-за этого большинство депутатов предпочло проходить в зал, не раздеваясь. По свидетельствам правых эсеров, матросы представлялись депутатам «чисто уголовными типами», вели себя крайне развязно, освистывали и материли выступающих, а, кроме этого, реально то и дело целились в них из винтовок и револьверов. «Мы, депутаты, были окружены разъяренной толпой, готовой каждую минуту броситься на нас и нас растерзать» – вспоминал депутат от правых эсеров В.М. Зензинов. Эсер Чернов, избранный председателем, был демонстративно взят матросами на прицел, то же происходило и с теми, кто поднимался на трибуну. Но это были еще цветочки. После того, как большинство членов Учредительного собрания отказалось признать руководящую роль Советской власти, отказались утверждать «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и другие декреты большевиков, те, а затем и левые эсеры демонстративно покинули зал заседаний. Оставшиеся депутаты продолжали обсуждать вопросы о земле, власти и т. д.

Как пишет В.Д. Бонч-Бруевич, именно возможность того, что растущее раздражение матросов приведет к беде, и вызвала решение большевистской фракции об ее уходе с Учредительного собрания. Другими словами, большевики сами в определенном смысле боялись вышедших из подчинения матросов и просто боялись попасть заодно с эсерами под раздачу. Уходя, В.И. Ленин оставил для П.Е. Дыбенко записку следующего содержания: «Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов. Председатель СНК». Возможно, все так и было, однако, кроме этого уход большевиков, а следом за ними и левых эсеров, помимо всего прочего, привел к параличу Учредительного Собрания.

Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «5 января с раннего утра, пока обыватель еще мирно спал, на главных улицах Петрограда заняли свои посты верных часовых Советской власти – отряды моряков. Им дан был строгий приказ: следить за порядком в городе… Начальники отрядов – все боевые, испытанные еще в июле и октябре товарищи. Железняк со своим отрядом торжественно выступает охранять Таврический дворец – Учредительное собрание. Моряк-анархист, он искренне возмущался еще на 2-м съезде Балтфлота тем, что его кандидатуру предложили выставить кандидатом в Учредительное собрание. Теперь, гордо выступая с отрядом, он с лукавой улыбкой заявляет: «Почетное место займу». Да, он не ошибся. Он занял почетное место в истории.

В 3 часа дня, проверив с товарищем Мясниковым караулы, спешу в Таврический. Входы в него охраняются матросами. В коридоре Таврического встречаю Бонч-Бруевича.

– Ну, как? Все спокойно в городе? Демонстрантов много? Куда направляются? Есть сведения, будто направляются прямо к Таврическому?

На лице его заметна некоторая растерянность.

– Только что объехал караулы. Все на местах. Никакие демонстранты не движутся к Таврическому, а если и двинутся, матросы не пропустят. Им строго приказано.

– Все это прекрасно, но говорят, будто вместе с демонстрантами выступили петроградские полки.

– Товарищ Бонч-Бруевич, все это ерунда. Что теперь петроградские полки? Из них нет ни одного боеспособного. В город же стянуто 5 тысяч моряков.

Бонч-Бруевич, несколько успокоенный, уходит на совещание.

Около 5 часов Бонч-Бруевич снова подходит и растерянным, взволнованным голосом сообщает:

– Вы говорили, что в городе все спокойно; между тем сейчас получены сведения, что на углу Кирочной и Литейного проспекта движется демонстрация около 10 тысяч вместе с солдатами. Направляются прямо к Таврическому. Какие приняты меры?

– На углу Литейного стоит отряд в 500 человек под командой товарища Ховрина. Демонстранты к Таврическому не проникнут.