Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - [34]

В Гельсингфорсе тоже начинался процесс централизации. Еще во время посещения П.Е. Дыбенко Гельсингфорса, 19 января, он, возможно, провел тайное совещание с Н.Ф. Измайловым и Е.С. Блохиным, на котором обсуждался курс на постепенный отказ от выборных органов на флоте. При этом Н.Ф. Измайлов, якобы, просил назначить его командующим флотом, а Е.С. Блохин – начальником оперативной части флота. Слухи об этом совещании обсуждались на заседании Центробалта 14 февраля.

В тот день Центробалт вынес решение о немедленном аресте Н.Ф. Измайлова и Е.С. Блохина. 18 и 19 февраля Центробалт вновь обсуждал вопрос о принципиальной допустимости назначения комиссаров, причем к этому моменту несколько комиссаров уже были назначены «от т. Дыбенко». Произошел раскол на практически равные группировки сторонников признания комиссаров и выступавших за сохранение выборного начала. Особенно выделялся уже известный нам оратор матрос-анархист П.М. Скурихин, который говорил: «Не нужно падать духом. Нам нужно подняться, довольно нам дышать и кричать замогильным голосом, нам нужно сказать громко и звучно, чтобы не было никакого посягательства на избирательные права. Мы – члены ЦКБФ, здесь сидящие, – должны громко сказать: пусть нам не назначают людей сверху. Наша идея – выдвигать управителей снизу… Я предлагаю объявить по флоту, что нам дают кнуты; народные комиссары нам не доверяют сформирование нового флота, так пусть же они это скажут открыто». В эти дни на заседании Центробалта матрос-большевик Н.И. Курочкин мог сказать и такое: «Почему на Черноморский флот и на казначейство отпускается по 30 миллионов рублей? А почему не отпускается на Балтийский флот? Потому что Балтийский флот не раз брал за машонку Смольный».

На заседании 19 февраля A.M. Коллонтай призывала признать назначенных комиссаров, доказывая, что они будут назначаться только на переходный период от старого флота к новому, а затем снова флот вернется к выборным организациям. Заметим, что Коллонтай откровенно врала, т. к. таких решений никто никогда даже не обсуждал.

Комиссар Е.С. Блохин говорил: «Если отдавали приказ кораблю, если ему это понравилось, то он принимал; если же ему не понравилось, то он отзывал своего представителя. Довольно слов. Нужно перейти к делу. Довольно выборных организаций».

В итоге Центробалт все же признал назначаемых комиссаров, но «заявил протест» народным комиссарам, «чтобы впредь не возникло тому подобных недоразумений на формальной почве». В тот же день, заслушав доклад члена Центробалта А.С. Штарева о положении в стране, было решено «предложить военному отделу срочно отдать приказ о приведении всех судов Гельсингфорсской базы в готовность к выходу в Кронштадт». 20 февраля появился приказ о вступлении в управление Балтийским флотом главного комиссара Н.Ф. Измайлова и начальника военно-морского отдела А.А. Ружека. При этом Центробалт продолжал функционировать и даже издал 1 марта воззвание к морякам Балтийского флота с опровержением слухов о том, что он сложил свои полномочия. «Мы сложим свои полномочия только тогда, когда вы скажете, что Центробалт, вам не нужен. Пусть будет предатель тот, кто хочет уничтожить последнюю организацию. Вы создали Центробалт, и только вы можете его распустить. Не верьте провокационным слухам! Долой провокаторов, долой отдельных карьеристов!». Тем не менее, через три дня, 4 марта, Центробалт был объявлен распущенным.

Знаток матросской вольницы писатель В.Вишневский, не мог оставить без внимания момент прибытия на флот первых комиссаров и то, как их встречали. В своей знаменитой пьесе «Оптимистическая трагедия» В. Вишневский приводит следующий разговор между матросами:

«Вожак: Почему шум?

Сиплый (помощник Вожака): Отвечать!

Алексей (анархист): К нам назначен комиссар.

Вожак: Что горло дерешь? От какой партии?

Алексей: Правительственной. Большевиков.

Вожак: Привыкнет. Воспитаем».

Чем любопытен данный отрывок. Во-первых, тем что Вожак первым делом интересуется от какой партии назначен комиссар, т. е. РКП(б) на тот момент еще не имела монополию на комиссарство и комиссар мог быть назначен, как от левых эсеров, так и от анархистов. Во-вторых, информация о том, что комиссар назначен от правительственной, большевистской партии вызывает откровенное разочарование Вожака (выразителя взглядов анархиствующей матросской вольницы). При этом Вожак достаточно спокоен. На своем веку он видел и не такое. Отсюда и его лаконичное заключение: «Привыкнет. Воспитаем». Так было и в реальности – матросская вольница, встречая первых комиссаров, полагала, что легко справится с ними, и комиссары, проникнувшись духом левого радикализма, быстро вольются в матросские ряды. В действительности все вышло иначе…

Глава четвертая Расправа с министрами-капиталистами

По логике развития политических событий, матросы неизбежно должны были уступать властные полномочия большевикам. Но, как мы уже знаем, делать этого они не желали. Почувствовав себя мощной и самостоятельной политической силой, матросы упивались властью и безнаказанностью. Не мудрено, что в такой ситуации разгул матросов в Петрограде превысил все мыслимые пределы. Если раньше пьяные матросы громили магазины и «шмонали» буржуев, убивая их при малейшем сопротивлении, то теперь им этого было уже мало. Матросы вели себя, как хозяева жизни. Они врывались в гостиницы и с револьверами в руках «реквизировали» бумажники жильцов, «национализировали» особняки, вышвыривая на улицу их обитателей. Заметив, к примеру, стоявший у обочины автомобиль американского Красного Креста, принадлежавший полковнику Робинсу, анархисты тут же «обобществили» его, впрыгнув в машину и укатив на ней. В оправдание своих бандитских действий они заявляли, что именно они «являются настоящими революционерами, более радикальными, чем большевики». Любопытно, что В.И. Ленин, выступая 12 января 1918 года на 3-м съезде Советов, вместо осуждения бандитов, вынужденно говорил о неком «свежем течении анархизма», которое «видит жизненность и способность вызвать в массах сочувствие и творческую силу».