Унтер Лёшка - [38]

Кагульская победа прославила русское оружие на всю Европу!

Глава 13. После битвы

– Эх, Кузька, Кузька, угораздило же тебя стрелу поймать, ещё и в такое неудобное место, а ну как придётся перед какой бабой тылом оборотиться вдруг, а у тебя прямо под задницей такое шрамище там будет. Весь антирес ведь тогда у неё к тебе может пропасть, – отвлекал незатейливыми шутками молодого егеря Карпыч.

– Да ладно, дядька, он всегда теперича фронтом воевать с бабами будет, не поворачивая к ним своё срамное место, – поддерживал егеря Тимоха, натачивая до остроты лезвия тонкий нож и затем уже обжигая его на костре.

Кузька же лежал в это время на боку, и, поглядывая на все эти страсти, он лишь тонко постанывал.

– Давай водку, Макарыч, – кивнул Лёшка капралу и поставил на чистую холстину большую железную тарелку. В неё были положены уже обожжённые на костре клещи, шило, кусачки и нож. Из большой бутыли в полугаранец (1,64 литра) он залил ей все подготовленные инструменты и принадлежности. В тарелке зашипело, и вокруг разнёсся характерный спиртовой дух.

– Э-э-эх, одно расстройство тут с вами, только лишь добро переводят, – махнул рукой седоусый унтер-офицер Степан Савельев и отошёл в строну палаток.

– А нечего тут нам под руку лезть, ходють тут, ходють всякие, советы умные дают, мешаются, лекарю вон нашему собраться с духом не дают, – проворчал самый старый солдат егерской команды Карпыч. – Ну что, Ляксей Петрович, никак начинаешь уже? – и кивнул на лежащего Кузьку.

– Тимоха, влей ему тоже в глотку пару чарок, через десяток минут начнём, – предупредил всю свою команду Лешка, оглядываясь вокруг.

Всего с пяток часов прошло времени с окончания сражения, а как всё изменилось за это время.

Через пару часов после сдачи пленных и захваченного янычарского знамени Лёшка был зван к самому генерал-поручику Брюсу, где его светлость граф Яков Александрович выразил благодарность старшему сержанту Егорову за геройские действия его лично и всех людей, находящихся под его командой.

– Получите десять рублей премиальными из полковой казны! – кивнул он стоявшему рядом Колюбякину. – И я не против вашего перевода в егеря. Ваш полковник говорит, что уж больно вы туда стремитесь с самого начала службы. Да и действия вас самих и ваших людей в качестве охотников показали вашу полную пригодность к оному делу.

А вот это был действительно дорогой подарок! И мордаха Лёшки сияла как начищенный пятак.

– Покорно благодарю вас, ваша светлость! Рад стараться! – рявкнул он как можно задорней и увидел на лицах присутствующих улыбки.

– Одно только не могу я пока для вас сделать, сударь, – это присвоить вам обер-офицерский чин. Всё-таки две недели – это слишком малый срок службы в армии, – как бы извинялся генерал. – Ну да я буду первый, кто будет об этом ходатайствовать перед командующем и военной коллегией, ну-у… скажем, сразу же после Рождества. Проследите за сим, господин поручик, – обратился он к стоящему рядом адъютанту.

– Слушаюсь, ваша светлость! – отчеканил Светлов с улыбкой. И Лёшке стало понятно, кто за него ходатайствовал перед командиром дивизии.

– Эх, такого командира плутонга потерял, – качал головой Сенцов, провожая собиравшего свои вещи Алексея. – Может, передумаешь? Это ж только подумать надо, сколько тебе теперь бегать придётся, да и форма эта егерская, такая скучная, зелёная, словно у лягушки болотной. То ли дело вот наша, родная, мушкетёрская, – и он кивнул на свой яркий мундир. – Оставайся, Лёш, на меня представление на подпоручика подготовили, глядишь, и для тебя скоро место в роте освободится?

– Нет, Серёг! Ты уж извини, я ведь изначально о егерской службе мечтал, ещё при первой нашей встрече в штабе тебе рассказывал, вспомни, – ответил ему друг, скатывая плащ епанчу. – Да ладно, мы же в одном полку с тобой всё равно служить будем, постоянно ведь видеться будем, ещё и в бою другу дружке поможем, коли какая баталия случится, – и, обнявшись на прощание, Алексей отправился из расположение роты.

– Господин старший сержант! – окликнул его знакомый голос, и, обернувшись, он увидел догонявшего его Тимофея. – Я с вами, стало быть, Ляксей Петрович, – кивнул он себе за спину, показывая на притороченную сверху за плечами скатку и распухший ранец. – Господин капитан отпустил в полковые егеря, там как раз вместе с унтер-офицером один солдат по ранению выбыл, а я ведь как-никак сам потомственный охотник.

– Ну пошли тогда вместе, охотник, – усмехнулся Лёшка. – Причинное место-то не болит, чай, отошли-то бубенчики?

– Не-е, прошло всё сразу, как вы и сказали, когда я на пятках там, у камышей попрыгал. Спасибо вам, Лексей Петрович, большое, – и здоровый мужик как-то по-детски смущённо шмыгнул носом.

– Да за что же, Тимох, спасибо-то, за пятки эти, что ли? – удивился, не понимая крепыша, Егоров.

– Да это-то лазадно, – протянул тот. – За то, что не донесли на меня за ту мою дурь несусветную и за ту несдержанность у лимана. Как бес ведь в меня вселился там, перед энтим самым янычаром, мы же ведь с Архипкой-покойничком земляками были, обои мы из Смоленских родом. Бок о бок весь этот рядом год спали, последний сухарь делили пополам, а тут его по шее, раз, как скотину какую. Эх! – и он махнул рукой. – А за такое, за то, что я руку на начальственное лицо на поле брани поднял, как пить дать бы к расстрелянию приговорили, а ещё и в уезд бы родной сообщили. А там тоже ведь разговор короткий, и заместо меня двоих бы в рекрутскую повинность с волости забрали. Вот бы проклинали матери да невесты этих мужиков меня, дурака. Так что по гроб жизни за эту науку я вам обязан, вон весь день об этом думу думал, а потом и пошёл к ротному отпрашиваться. В ноги ему упал, ну вот он и сжалился да отпустил меня с вами-то в егеря. Так что вы уж не гоните меня от себя, я за вами теперяча буду. Да и антересно мне, как у вас лихо-то всё эдак получается, как будто и не вьюноша вы совсем, а как бы матёрый мужик. Меня вон так скрутили, что я даже не заметил, а я-то в своей волости известный боец на кулачках был.