Унтер Лёшка - [32]

Оторопевшие от неожиданности и изумлённые столь неожиданной отвагой противника турки и татары сначала пришли в крайнее смятение, но, усмотрев ничтожность русских сил, общим числом не превышающих двадцати тысяч против их ста пятидесятитысячного войска, быстро оправились и решили задавить их своим множеством.

– Ать, ать, ать-два, левой, ать, ать, ать-два, левой, твёрже шаг, орлы, сейчас турку штыком колоть будете, веселее вперёд глядеть! – командовал Колюбякин, ведя свой полк в бой.

Апшеронцы скалились в злых улыбках – было страшно и весело вот так вот маршировать на виду у неприятеля.

От турецкого лагеря в клубах пыли неслись на русские порядки сипахи – турецкая служилая кавалерия. Казалось, что навалятся они сейчас всей кучей и сметут, втопчут всех этих дерзких славян в землю.

– Артиллерия, огонь по готовности! Каре, стой! Целься, огонь побатальонно! – раздалась команда дивизионного командира.

Бабах, бабах, бабах! – раздались залпы полковых и полевых пушек, выкаченных на прямую наводку. В наступающую массу конницы с визгом и истошным воем ударила картечь, сметая в кровавую кашу целые десятки наступающих, разрывая и заваливая на землю тела всадников и их лошадей.

– Залпо-ом, пли! – проорал командир батальона премьер-майор Уваров, и первые четыре шеренги, две с колена, две других стоя разрядили свои фузеи в плотную стену из пыли и всадников прямо перед собой.

– Сменные шеренги – вперёд, готовься!

Разрядившие ружья остались на месте, занятые зарядкой оружия, а перед ними вышли следующие четыре шеренги стрелков.

Алексей стоял в пятой шеренге каре, и теперь его позиция была в первой шеренге, стреляющей «с колена».

Андреналин играл в крови, дыхание участилось, в висках тукало, а сердце быстрее билось в груди, тело юноши лихорадило от чувства опасности и какого-то дикого восторга. При этом мозг продолжал совершенно хладнокровно работать, оценивая всё происходящее вокруг.

На них снова накатывала, только что отхлынувшая волна конницы.

– Залпо-ом, пли! – раздалась откуда-то сзади команда.

Бабах! Бабах! Бабах! Бабах! – раздались громовые ружейные залпы. Лёшка чуть выждал и нажал на спуск, надёжно сбивая с лошади свою первую жертву, уцелевшую от круглых фузейных пуль.

– Сменные шеренги – вперёд, готовься! – и опять вперёд выступили четыре шеренги стрелков с их заряженными фузеями.

Зарядка штуцера была делом долгим и хлопотным, поэтому он переместился ближе к центру каре, чтобы только не мешать стрелкам из гладкоствольного оружия. А из передовых линий слышалось – Бабах! Бабах! Бабах! Бабах!

Два из пяти русских каре под командованием генералов Брюсса и Репнина стали напоминать острова в бушующем море неприятельской кавалерии. Лезть напропалую сипахи (турецкая служилая кавалерия) уже не думали, и, окружив эти два крайних русских каре, конники теперь пытались найти здесь самое слабое место. Всё это сильно сковывало движение и не давало выполнить основную задачу дивизии – прорваться через полевые оборонительные сооружения и занять вражеский лагерь.

– Все ротные охотники и егеря – вперёд! – отдал распоряжение генерал Брюс, и из общего строя высыпали сотни самых подготовленных стрелков. В каждой роте был такой десяток, и, смешавшись в рассыпном строю с егерями, они начали вести злой и беспокоящий огонь.

Лёшка волею судьбы оказался на правом фланге каре и, выскочив по команде, как-то само собой прибился к знакомой егерской паре Карпыча и Кузьки. А к нему сзади прибились двое охотников из его полуроты – Тимофей с Архипом.

– Старшой! Охфицеров ихних бей! У них на колпаках и чалмах хвосты самые пышные да яркие и халаты шёлковые в узорах, – крикнул ему Карпыч и, присев на колени, начал выбирать свою цель. Бах! – бухнула его фузея, неся кому-то смерть или увечье.

Лёшка с ходу опустился на одно колено и взял свой штуцер наизготовку. Чуть в отдалении, шагах в трехстах или чуть больше, всадник на красивой гнедой лошади, в ярком халате и с длинной гривой из крашеного конского волоса на чалме, потрясал перед конниками булавой и что-то им там грозно орал, махая в сторону русских.

«Булава – признак власти у тюркских народов, как минимум командир эскадрона, если по-нашему», – подумал Лёшка и, поймав мушку ствола в разрезе целика, плавно выжал спусковой крючок. Бах! И тяжёлая 15-миллиметровая штуцерная пуля выбила всадника из седла. Бах! Бах! Бах! – раздались выстрелы фузей Кузьки, Тимофея и Захара.

– По очереди бейте, вон как эти егеря прикрывают друг друга! – крикнул своим охотникам Лёшка, и те согласно закивали головами, принимая приказ.

«Достаю из патронной сумки бумажный патрон. Зубами откусываю его кончик и насыпаю малое количество пороха в эту нишу на этой полке, теперь закрываю полку крышкой, – сам для себя проговаривал Алексей, не забывая при этом оглядывать всё вокруг. Не дай бог, в бою «зевнёшь» – без башки «на раз» сам останешься! Эту науку он зарубил себе на носу ещё в той жизни, на своих первых лейтенантских выходах в Кавказских горах. – …курок устанавливаю на полувзвод до щелчка. Есть щелчок! Засыпаю весь оставшийся в патроне порох в ствол через дульный срез, и потом начинаем самую муторную часть зарядки – проталкивание пули внутрь ствола. Кусочки кожаного пластыря крест-накрест на срез ствола, молоточком легонько: раз, два – осаждаю пулю в ствол. А теперь по шомполу молоточком, продвигаем её до заряда. Всё, теперь пуля на месте».