Ундина особых кровей - [2]

Сердце грела мысль о том, что уже завтра я получу причитающееся жалованье, которое нежданно-негаданно подняли на целых два сребреника. Позавчера был подписан указ, согласно которому все ловцы, кадеты и даже стражи получали надбавку за то, что сумели справиться с восставшим дном и защитили простой люд. И пусть основная заслуга принадлежала адмиралу Рею, я все равно чувствовала определенную гордость как за себя, так и за всех ребят. Правда ведь молодцы!

А лишняя копеечка мне сейчас была ох как нужна. У кадетов начинался новый этап обучения, и мы должны были обзавестись личными шаромагами, дабы лучше контролировать и изучать свою магию.

Эта проблема доставляла мне головную боль не только из-за того, что придется потратить кругленькую сумму, но и потому что скрыть свою принадлежность к особому роду ундин в таком случае будет сложнее. Даже представлять не хочется, что будет, если кто-нибудь случайно увидит в моем шаромаге восьмиконечную хризантему! Впрочем, капитан Вагхан обещал обо всем позаботиться – с подачи адмирала, разумеется.

Над окутанным сумерками островом разносилась красивая музыка. Сегодня призрачный оркестр, состоящий из потерянных душ, некогда бывших музыкантами, исполнял душещипательную балладу. В небе виднелся хвост тянущегося за ними белого шлейфа, и показалось, что мороз стал еще крепче. Странные они все-таки, эти музыканты – безобидные настолько, что даже не нуждаются в подчинении.

Подойдя к знакомой скале, вершина которой скрывалась где-то в темно-синей дымке, я осмотрелась по сторонам, убедилась, что поблизости никого не наблюдается, и негромко позвала:

– Ган!

Моя синемордая и, можно сказать, практически ручная нечисть появилась мгновенно. Некрупное неказистое существо, лишь отдаленно напоминающее человека, привычно оскалилось, обнажив множество мелких зубок, что в его случае обозначало дружелюбную улыбку. Ну ладно, не совсем дружелюбную. Ши и дружелюбие – понятия вообще строго противоположные.

– Прошу! – прищелкнув каблуками тяжелых ботинок прямо в воздухе, Ган отвесил ироничный поклон.

Вид у него при этом был ехидно-хитрющий. В общем-то такое выражение отражалось на синей морде всегда, но сейчас меня что-то насторожило, и вместо того чтобы подойти, я осталась стоять на месте, с подозрением на него косясь.

– Ну, чего заледенела? – в хрипловатом голосе послышалось раздражение. – На своих костылях подниматься, что ль, собралась?

Еще пару секунд в сомнениях потоптав снег, я отбросила необоснованную нерешительность, приблизилась к Гану, и тот с довольной физиономией прищелкнул узловатыми пальцами.

Перед глазами, как обычно, мелькнула смазанная картинка, а когда зрению вернулась ясность, я обнаружила, что стою вовсе не перед воротами корпуса. Ши перенес меня куда-то не туда.

Мы оказались в небольшой темной пещерке, на стенах которой горела пара тусклых факелов. Пол здесь покрывал видавший виды линялый ковер, на котором стояло кресло с потертой фиолетовой обивкой. Чуть дальше – стопка потрепанных книг, на которых возвышалось… еще одно кресло, совсем маленькое, но как раз подходящее под размер ши. Еще дальше высились сундуки, из раззявленных пастей которых выглядывали разнообразные старые вещи. А из некоторых – драгоценности в виде многочисленных бус и золотых монет, поблескивающих в полумраке.

– Вваливайся, не мнись на пороге, – относительно гостеприимно пригласил Ган, косясь на меня и явно ожидая моей реакции. – Чай пить будем.

«Вваливаться и не мяться на пороге» я не спешила хотя бы потому, что была ошарашена. Целиком и полностью.

Вот ши! Он что, притащил меня в свое логово?!

– И как это понимать? – осведомилась, продолжая обследовать пещеру взглядом. – Кажется, я в гости не напрашивалась.

Опустившись на пол, Ган протопал к разместившемуся в углу котлу и, обернувшись, через плечо бросил:

– Так давно договор пора отметить. У нас теперь узы. Кровные, считай.

И облизнулся – довольно так, точно объевшийся синеводкой морской котик.

В целом, пока ничего криминального не происходило, да и, откровенно говоря, посмотреть, как живет настоящий ши, было интересно. Поэтому мяться я все же перестала, неспешно прошла вглубь пещеры, ступила на тот самый выцветший ковер и тут же ощутила горьковатый травяной запах.

Ган орудовал у подвешенного котелка, под которым располагался мелкий артефакт с огнем саламандры. Варево активно бурлило, над ним вздымался белый пар, сдобренный мелкими синими искорками. Гану пришлось взгромоздиться на табурет, и сейчас эта синюшная мелочь обеими руками помешивала свое варево большим деревянным черпаком.

Зачерпнув мутноватую, не внушающую доверия жидкость, Ган шумно на нее подул, причмокнул и констатировал:

– Чабреца еще надо.

Пока я продолжала осматриваться, он взлетел под самый потолок и снял с полки баночку с сушеными травками и соцветиями. Опустившись обратно, кинул щепотку в варево и, вдохнув с новой силой попавший ему в лицо пар, вновь причмокнул – теперь удовлетворенно.

– Это и есть чай? – не пытаясь скрыть скепсиса, уточнила я.

– Что б вы, смертные, в чаях понимали! – с важным видом упрекнул Ган. – Чай – это что, по-твоему?