Умереть снова - [97]

Эллиот жив. Бедный, неловкий Эллиот, увивавшийся за блондинками, с трудом ковылявший по бушу, постоянный объект язвительных шуток Ричарда. Эллиот, заявивший, что нашел у себя в палатке змею, которую никто, кроме него, не видел. Я вспоминаю последнюю ночь, когда мои попутчики были еще живы. Помню темноту, панику, выстрелы. И последний крик женщины: «У него ружье! Боже мой, у него…»

Не у Джонни. Это был вовсе не Джонни.

Он проходит мимо кладовки, его шаги затихают. Где он? Замер где-то, где я его не вижу, и ждет, когда я проявлю себя? Если выберусь из кладовки и постараюсь проскользнуть в кухонную дверь, заметит ли он меня? Я лихорадочно пытаюсь представить себе задний дворик за этой дверью. Там ограда по всему периметру, но есть ли в ней калитка? Не могу вспомнить. Деваться мне там будет некуда, я окажусь пойманной на территории бойни.

Или могу остаться здесь и ждать, когда он найдет меня.

Я беру с полки банку. Малиновый джем. Банка достаточно массивная и увесистая. Не очень много, но другого оружия у меня нет. Я подхожу к двери и выглядываю.

Никого.

Осторожно выхожу из кладовки в ярко освещенную кухню, где я вся на виду. До задней двери шагов десять по полу, усыпанному битым стеклом.

Раздается звонок телефона, громкий, как крик. Я замираю и слышу, как включается автоответчик. Голос детектива Риццоли: «Милли, пожалуйста, возьмите трубку. Милли, вы меня слышите? Это важно…»

Голос звучит взволнованно, а я отчаянно пытаюсь услышать за ним другие звуки в доме, но не слышу их.

«Иди. Самое время».

Страшась выдать свое присутствие, я на цыпочках ступаю между осколками стекла. Девять шагов до двери. Восемь. Пройдено уже полпути до двери, и в этот момент в комнату вбегает кот, его когти скользят по гладким плиткам, громко звякают осколки.

Этот звук привлекает убийцу, и я слышу приближающиеся тяжелые шаги. Я на открытом месте, спрятаться негде. Бросаюсь к двери, успеваю схватиться за ручку, но тут он хватает меня за свитер и разворачивает.

Я закидываю руку назад и вслепую наношу ему удар банкой. Она попадает ему сбоку по голове и разбивается, из нее льется струя малинового джема, яркого, как кровь.

Он рычит от бешенства и отпускает меня. Какое-то мгновение я свободна и опять хватаюсь за ручку. И опять мне почти удается уйти.

Но он вновь поймал меня, и мы оба падаем на пол, скользим по стеклу и разлитому джему. Переворачиваем мусорный бачок, из которого вылетают грязные обертки и кофейная гуща. Я поднимаюсь на колени, пробираюсь сквозь разбросанный мусор.

И тут мою шею обхватывает шнур, он затягивается, и голова откидывается назад.

Я хватаюсь за шнур, но он плотно впился в мою шею, так плотно, что врезался в кожу. Я слышу, как убийца кряхтит от усилий. Мне не удается ослабить шнур. Я не могу дышать. Свет начинает тускнеть в глазах. Ноги перестают действовать. Вот, значит, как мне суждено умереть. Так далеко от дома, от всех, кого я люблю.

Я падаю на спину, и что-то острое впивается мне в руку. Мои пальцы смыкаются вокруг этого предмета, я его едва чувствую, потому что все вокруг тускнеет. Вайолет. Кристофер. Я не должна была покидать вас.

Я закидываю руку назад, стараясь попасть ему в лицо.

Хотя туман вокруг меня сгущается, я слышу крик. Внезапно шнур на моей шее ослабевает. Лампочки начинают гореть ярче. Кашляя, хватая ртом воздух, я отпускаю предмет, оказавшийся в моей руке, и он падает на пол. Это вскрытая консервная банка из-под кошачьей еды, ее отогнутая крышка остра как бритва.

Я поднимаюсь на ноги, передо мной на столешнице подставка с кухонными ножами. Убийца наступает на меня, и я поворачиваюсь к нему. Из рассеченной брови течет кровь, много крови, она застилает ему глаза. Он бросается вперед, вытянув руки к моему горлу. Частично ослепленный собственной кровью, он не видит, что у меня в руке, чем я замахиваюсь, когда сталкиваются наши тела.

Нож для разделки мяса вонзается ему в живот.

Руки, схватившие меня за горло, ослабевают, падают. Убийца опускается на колени и остается в таком положении секунду-другую, глаза его открыты, на лице кровавая маска. Потом тело его наклоняется вбок, и, когда оно валится на пол, я закрываю глаза.

Неожиданно меня тоже начинает покачивать. Я пробираюсь по стеклу и крови к стулу и падаю на него. Роняю голову на руки и сквозь шум крови в ушах слышу другой звук. Вой сирены. У меня нет сил поднять голову. Я слышу, как хлопает входная дверь, слышу громкие голоса: «Полиция!» Но не могу пошевелиться. Только когда они входят в заднюю дверь и один из них разражается испуганными восклицаниями, я наконец поднимаю голову.

Передо мной стоят двое полицейских, оглядывая разгромленную кухню.

– Вы Милли? – спрашивает один из них. – Милли Дебрюйн?

Я киваю.

Он говорит в рацию:

– Детектив Риццоли, она здесь. Жива. Но вы не поверите, что я тут вижу.

38

На следующий день его берлогу нашли.

После того как радар обнаружил подземный бункер на заднем дворе Алана Роудса, потребовалось всего несколько минут работы лопатами, чтобы найти вход – деревянную крышку, присыпанную грунтом на дюйм.

Джейн первая спустилась по ступенькам в прохладную темноту, пахнущую сырой землей. Внизу она ступила на цементный пол и уставилась на растянутую на стене шкуру снежного барса, выхваченную лучом ее фонарика. На крюке рядом со шкурой висели стальные когти, их острые как бритва концы были отполированы до блеска. Джейн вспомнила о трех параллельных царапинах на теле Леона Готта. Вспомнила о Натали Тумз и трех царапинках на ее черепе. И вот она увидела инструмент, который оставлял эти метки на плоти и костях.