Умереть, чтобы жить - [16]

В этот момент ей пришло в голову, что подобное признание может отпугнуть Рощина — мало кто из мужчин обрадуется наличию ребенка, такие бывают, конечно, но довольно редко. Ника не успела понять, каков именно Дмитрий.

— И с кем же остался твой Максимка? — спросил он, и Ника отметила, что Рощин назвал мальчика по имени, а не «ребенок» или «сын».

— С моими друзьями. Там живет моя близкая подруга, у них нет своих детей, и они всегда помогают мне с сыном. Ну, и дедушка Максима там живет.

— Твой отец?

— Нет, мой отец живет в Москве, удачно женат и растит двоих детей — приемную дочь и собственного сына. И они ему куда ближе, чем я.

— Послушай, а ведь у меня примерно то же, — вдруг улыбнулся Рощин. — Отец ушел из семьи, когда мне было четырнадцать, женился на женщине с ребенком и теперь считает сыном не меня, а Антона. Но мне исправно звонит раз в неделю — узнает, как дела.

— А мой, кажется, даже не знает, что я уехала и что вернулась.

Они рассмеялись. Рощин снова взял Никину руку, осторожно пощупал травмированное запястье:

— Больно?

— Почти нет. Обидно, что левая рука, работать могу очень ограниченно — я же левша, а писанины хватает, — пожаловалась Ника.

— Я тебе гимнастику покажу, будешь делать — станет легче. Ты не замерзла?

— Я бы чаю выпила горячего, — призналась Ника, поежившись — на Москву опустился вечер, стало прохладнее, и даже ветровка Рощина уже не спасала.

— О, так что же мы сидим? Пойдем скорее в кафе.

Дмитрий поднялся и подал Нике руку, помогая встать. Они пошли по аллее к выходу с территории ВДНХ, и Стаховой вновь показалось, что в спину ей упирается тяжелый чужой взгляд.

— Алло, это я. Гулял сейчас по ВДНХ с твоей журналисткой.

— Ну?

— Что — ну? Свидание у нее.

— С кем?

— А шут его знает — мужик какой-то. Похоже, что это первое свидание, ха-ха-ха.

— Что смешного?

— Ну как? Она не юная дева уже, а всю дорогу краснела и глазки в пол опускала. Говорят, у нее с Гавриленко был роман? Не знаешь, правда или нет?

— Не знаю. И тебе в это углубляться не советую. У тебя вполне четкие указания — следить, чтобы она в дела «Нортона» не совалась и с людьми оттуда не контактировала. Это все.

— Я понял.

Глава 9 Журналист с амбициями

Гордыня рано или поздно приведет к поражению.

Японская пословица

— Слушай, мать, а что это тобой наш куратор заинтересовался?

Этим вопросом встретил Нику с утра Тихонов. Она отчаянно опаздывала — засиделась за статьей, потом позвонила в скайп Ирина, и они долго разговаривали, а в довершение еще и будильник отказался исполнять свои обязанности. В общем, Стахова была не в настроении, а тут Саныч на лавке с сигареткой и странным вопросом.

Ника перевела дух, села рядом и тоже вынула пачку:

— Извини, я проспала.

— Можешь не торопиться, в новостном компьютерщики что-то делают, рабочего места все равно пока у тебя нет.

— А… как же статья? Сегодня же должна выйти, я еще не все закончила.

— У меня посидишь, доделаешь, мне все равно пока комп не нужен. Так что там с куратором-то?

Ника закурила и нахмурилась. Ни о каком кураторе она понятия не имела, даже не была знакома.

— А кто это?

— Вересаев некто, представитель инвестора. Говорят, сильно возражал, когда Федя ему твою кандидатуру представил. С чего бы? — Тихонов щелчком отправил окурок в урну. — И сегодня с самого утра у меня спрашивал — как ты, что ты, какие темы берешь. Он ни о ком таких справок не наводил, вот я и подумал, что вы знакомы.

— Знать не знаю, кто это, — пожала плечами Стахова.

— Тогда вообще непонятно, — задумчиво проговорил Тихонов, — с чего бы он так вдруг заелозил. Попросил сделать ему подборку всех твоих статей, что были на «Галактике».

— Странно…

— Да, странно… — Тихонов встал. — Ну что, идем? На летучку опаздывать не стоит.

После летучки Ника перебралась в кабинет Тихонова и устроилась за компьютером. Атмосфера не располагала к работе — это Стахова ощутила сразу же, едва зажегся экран монитора. Она сперва рассматривала флаги за спиной Тихонова, потом перевела взгляд на заклеенную объявлениями дверь — это кто-то из журналистов приносил сюда коллекцию забавных текстов объявлений, которые снимал со стен и столбов в городе.

— Нет, у тебя невозможно сосредоточиться, — пожаловалась она вошедшему Тихонову, — столько интересного кругом.

Тот невозмутимо уселся за стол и потянулся к кофеварке:

— Это поначалу интересно, потом привыкаешь и уже не видишь ничего.

Тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Лешка Цепляев — один из ведущих журналистов «Галактики».

— Я не понял — кто из вас завернул тест Валевски? Ты?

— Здороваться не учили тебя? — поинтересовался Тихонов, наливая сливки в кофе.

Цепляев сухо кивнул Нике и, подойдя к столу Тихонова, уперся в столешницу кулаками:

— Так ты не ответил.

— Допустим. И что?

— А то! Я же просил — лояльно отнеситесь!

— Да она же пишет как бык нассал — ни остроумия, ни слога, один грохот струи в ведро, — на этой фразе Ника едва сдержала смех, но в тоне Саныча не было ни намека на юмор.

Цепляев, успевший сесть в придвинутое кресло, даже задохнулся:

— Ну, это, знаешь!.. Хотели же вы Пиргородову взять.

— Слушай… у Пиргородовой хоть дивное свечение безумия в текстах было, а тут? Помесь фени с потугами на гламур. Да еще эти вечные англицизмы и американизмы в тексте — ну, стошнит править! — Тихонов поморщился и взял сигарету. — И вообще… Ну, не сможет она актуальное писать, нет у нее чутья никакого. Ты вот Нику возьми — у нее же мозг работает как часовой механизм, она все время нос по ветру держит. А эта твоя Валевска — фу, кстати, что за фамилия еще? Псевдоним-с?