Ум, секс, литература - [16]

Солженицын мне понравился больше, чем буддизм.

Солженицын - он, конечно, да, того, этого, что говорить, - большой писатель. И это плохо. Потому что рядом с большим писателем чувствуешь себя говном и хочется выть. Писатель не должен быть большой. Он должен быть говном и не хотелось выть. Чтобы рядом с ним было легко!

С Солженицыным мне было тяжело. Легче, конечно, чем с буддизмом, но все равно тяжело. Сейчас бы я, возможно, попытался связать между собой Солженицына и буддизм. И эта связь могла бы стать началом преодоления кризиса конца девяностых! Но тогда, в начале восьмидесятых, я этого сделать не мог. Молодой горячий духовный хуй ничего между собой связать не может. Он живет по закону "или - или". Или - день, или - ночь. Или водка, или коньяк. Или - мужчина, или - женщина. Или "Вишневый ад", или "Вишневый зад". Или Солженицын, или буддизм. Или - ум, или - секс.

С Солженицыным меня помирил секс. Солженицын, а тем более "Архипелаг ГУЛАГ" - концентрация борьбы с советской властью. А концентрация всегда возбуждает. Когда я читал Солженицына, то Лены рядом не было. Но она была. Ее рука словно гладила мой хуй; поэтому на Солженицыне я кончал раз за разом. Непрерывно. Солженицын - очень эротичный писатель. Один из самых эротичных писателей двадцатого века. В нем больше эротики, чем в Маркесе, и больше, чем в Набокове.

Солженицын меня расстроил. Мне уже поздно бороться с советской властью. Молодой отчаянный хуй в этой борьбе не нужен. Солженицын все сделает сам. А если он не сделает, тогда никто не сделает. Тогда борьба невозможна. Тогда бесполезны и я, и Лена, и слон в цирке, и "Сталкер", и "Вишневый ад".

Потом был Пастернак. "Доктор Живаго". Его тоже дала мне Лена. Лена хотела ввести куски из "Доктора Живаго" в "Вишневый ад", чтобы их там читал Федя. То есть я. "Доктор Живаго" должен был помирить меня с умом и сексом. Хороший роман. Пастернак получил за этот роман Нобелевскую премию. После этого романа у Пастернака были крупные неприятности с советской властью. Роман в России не издали. Когда его дала мне Лена, его по-прежнему все еще так и не издали. Его издадут только при Горбачеве. Американцы сняли по роману фильм. Хуевый фильм. Но американцы в принципе не могли снять хороший фильм по русскому роману. Американцы не понимают русских романов. Русские тоже не понимают русских романов и тоже не могут снять по русскому роману хороший фильм. Американцы не понимают потому, что они - американцы. Они ищут в русском романе, как в буддизме, ум и секс. Они ищут там самой высокой пробы ум и такой же пробы секс. А там этого нет! Нет, и все. Но в фильме "Доктор Живаго" музыка хорошая. Очень хорошая; искренняя такая, нежная. Американцы понимают - выебываться не надо. А русский роман выебывается. Американцы относятся с уважением к выебываниям в русском романе. Им кажется - за этими выебываниями что-то стоит. За этим стоит только обычное русское неумение жить искренней, спокойной, нежной, размеренной американской жизнью.

Пастернак заставляет вернуться в детство. Конец шестидесятых. Маленькая двухкомнатная квартира недалеко от метро "Маяковская". Мама и папа. И еще бабушка. Более-менее счастливое детство. Вдруг - еб твою мать - разбился Гагарин! разбился первый космонавт! И не на космическом корабле, что было бы вполне нормально, а при испытании, еб твою мать, самолета. Пахнет прощанием с большим стилем. Пахнет тараканами. Пахнет Чеховым. Пахнет семейной ссорой. Мир разделился на маму, папу и бабушку. Мама морила тараканов. Тараканы ушли. А вот Чехов остался. Чехов остался до сих пор. Против Чехова универсального средства нет. Он непобедим.

Вот что, Лена: у Пастернака неверная историческая перспектива. В русском романе, и в "Докторе Живаго" особенно, вечно происходит какая-нибудь хуйня - то война, то революция, то советская власть, то еще что-нибудь такое же гадкое. Там, Лена, постоянно чувствуешь себя у времени в жопе. Там мало ебутся. Там плохо думают. Там нет по-настоящему ебущихся и умных людей. Там все как-то не так. В русском романе не наблюдается энергетика счастья. В русском романе отсутствует объем жизни. Русский роман сложно вводить в Интернет.

И вот что еще, Лена. Ты будешь сердиться, но я все равно скажу. Пастернака надо снова запретить! "Доктора Живаго" нельзя давать в руки молодежи. Ни в коем случае нельзя! Чего хочет молодежь? Денег и ебаться. А этого нет в "Докторе Живаго". В "Докторе Живаго" все изначально противоречит деньгам и хую с пиздой. Молодежь, прочитав "Доктора Живаго", уже не захочет ни ебаться, ни денег.

А нам, Лена, надо думать о молодежи. Наше поколение уже полностью провалилось в середине девяностых. Пусть хотя бы молодежь будет жизнеспособной.

Ты зря мне дала "Доктора Живаго". Я его зря взял. Но теперь ничего не поделаешь. Лена, пожалуйста, не вставляй куски из "Доктора Живаго" в "Вишневый ад". Мы с Федей их не потянем.

Лена не давала мне больше запрещенной на тот политический момент литературы. Лена забрала Солженицына и Пастернака. "Буддизм" Лена взять забыла. Лена рекомендовала мне вернуться к классике.