Ум — это миф - [42]

В.: Регламентирование — это попытка взять какую-то одномоментную ситуацию и одномоментный отклик и сделать из них постоянную, предсказуемую реакцию. Одно-единственное действие «доброго самаритянина» стало эталоном смотреть на вещи и действовать исходя из этого. «Возлюбить ближнего своего» стало «правильным», и все пытаются делать это «правильное», вместо того чтобы в какой-то момент проявить естественный акт сострадания.

Ю.: Я не вижу в этом сострадания. Это единственное, что вы можете сделать в данной ситуации, и это всё. Вы бы поразились, если бы узнали, как часто животные помогают друг другу. Люди тоже естественным образом помогают друг другу. Когда регламентирование забивает эту естественную чувствительность, я считаю, что это не сострадание. Все события в моей жизни происходят независимо от других событий; нет ничего, что бы могло выстроить их в одну линию или регламентировать их.

В.: Вы именно поэтому наотрез отказались от того, чтобы ваши взгляды пропагандировались?

Ю.: Прежде всего, у меня вообще нет никаких взглядов. Вот смотрите, меня хотят показать по американскому телевидению. У них есть программа под названием «Точка зрения». Я сказал им: «У меня нет никакой точки зрения». У меня нет никакого конкретного послания для человечества и никакого миссионерского рвения.

Я не спаситель человечества или кто-то вроде этого. Люди приходят сюда. Зачем они приходят — это не моя забота. Они приходят сюда по своей свободной воле, потому что они слышали обо мне, или из чистого любопытства. Это не важно. Человек может прийти сюда по любой причине. Он воспринимает меня как нечто иное, необычное, и не может понять, кто я такой, или впихнуть меня в известные ему рамки. Он рассказывает обо мне своим друзьям, и вот они у моих дверей. Я же не могу сказать им: «Валите отсюда!»

Я приглашаю их войти, прекрасно зная, что я ничего не могу для них сделать. Что я могу сделать для вас? «Проходите, садитесь, устраивайтесь поудобнее» — вот и всё, что я могу сказать. Некоторые записывают наши беседы на диктофон. Это их забота, а не моя. Это же их собственность, а не моя.

Мне неинтересно задавать вопросы, которые интересны вам. У меня вообще нет никаких вопросов, кроме тех, которые помогают мне в быту: «Сколько времени? Где автобусная остановка?» Вот и всё. Это простые вопросы, необходимые для функционирования в организованном обществе. Если бы не это, я вообще не задавал бы никаких вопросов.

В.: Вы думаете, что это общество действительно организованно?

Ю.: Это джунгли, которые мы сами создали. Выжить в этом мире невозможно. Даже если вы попытаетесь сорвать фрукт с дерева, это дерево принадлежит кому-то или обществу. Поэтому вам приходится становиться частью общества. Поэтому я всегда говорю, что мир не должен меня обеспечивать. Если я хочу пользоваться преимуществами организованного общества, я должен что-то вкладывать в это общество. Это общество создало нас всех. Общество всегда заинтересовано в статус-кво, в поддержании своего непрерывного существования.

В.: Меня создало не общество. Меня создала страсть.

Ю.: Это правда. Но страсть рождается из мысли человека, который является частью общества. Наличествующая генетическая информация, которая, возможно, хранится в каждой клетке тела, также передаётся и составляет основу сознания. Общество заинтересовано именно в том, чтобы мы все делали вклад в целостность общества, чтобы все мы увековечивали его статус-кво. Конечно, общество позволит внести небольшие изменения, но не более того.

Итак, что такой человек, как я, вкладывает в общество? Ничего. Так как же я могу ожидать чего-то от общества?

Общество вовсе не должно меня обеспечивать. С другой стороны, то, что я говорю, является угрозой для общества в таком виде, как оно организовано сейчас. То, как я думаю и действую, — угроза существующему обществу. Если я стану серьёзной угрозой, это общество ликвидирует меня. Я не собираюсь становиться мучеником или кем-то типа того. Это меня совершенно не интересует. Так что, если они скажут: «Не говорите ничего», — прекрасно, я ведь и не должен ничего говорить.

В.: Значит, у вас нет веры в человечество?

Ю.: Нет, нет. Совершенно никакой веры. Если они ожидают, что я стану мучеником ради того, чтобы воскресить их веру в себя, они будут жестоко разочарованы. Это их проблема, а не моя. Если они считают меня угрозой для общества, что они могут сделать? Они могут пытать меня, как делают в коммунистических странах, — ну и что дальше? Буду ли я продолжать высказываться против государства? Я на самом деле не знаю, что бы я делал. Меня не увлекают гипотетические ситуации.

В.: У вас есть политические взгляды? У вас есть политические взгляды в отношении этого общества? Верите ли вы в какую-то особую форму правления, становитесь ли вы на чью-то сторону в политических вопросах?

Ю.: У меня есть мнение по каждому идиотскому вопросу, начиная от болезней и заканчивая святостью, потому что я учился, путешествовал и приобретал жизненный опыт. Но мои взгляды значат не более чем взгляды горничной, которая здесь убирает и готовит. Почему надо придавать какое-то значение моим взглядам и моему мнению?