Улыбка Пеликена - [6]

– Николай Иванович, докладываю. К нам из города Ном, Аляска, прилетели два старых американских летчика. Они во время войны, с сорок второго по сорок четвертый годы летали на Анадырь и перевозили для нашей армии продукты питания, запчасти к автомобилями, оружие. Словом, второй фронт пожаловал.

– А какого черта их сейчас к нам занесло??

– У них в руках газета, там фотография Горбачева Михаила Сергеевича, статья называется: «Русский Президент говорит, что холодная война между Америкой и Россией закончилась».

– И что? – Голос секретаря обкома был суров и раздражителен. – Теперь каждый американец может нарушать нашу государственную границу?

– Николай Иванович, – Глеб старался говорить как можно спокойнее, подыскивая нужные слова и аргументы, – они говорят, что сегодня отмечают скорбный день памяти по погибшим тут, над океаном, американским летчикам.

– Да чего они болтают! До Чукотки немцы никогда не долетали, и боевых действий тут не было.

– Они падали в океан, когда их самолеты покрывались льдом, и погибали, осуществляя доставку нам грузов в суровых условиях долгой, северной зимы. – Глеб выдохнул. Сказанная фраза понравилась ему самому, расширила глаза стоящих рядом с ним офицеров и смягчила сердце и тон секретаря.

– М-да! Ты хочешь сказать, что это прилетели герои, и нам их нужно как-то встречать?..

– Товарищ секретарь обкома, давайте снимем оцепление, посадим их в машину и отвезем в здание аэропорта! Там накроем в ресторане столы, угостим, так сказать, по-нашему, по-русски.

– Ладно, действуйте по обстановке. Но чтобы через четыре часа эти американские орлы улетели. Буду звонить и докладывать в ЦК. Ты не представляешь, сколько придется разговаривать, чтобы все наши силовые структуры закрыли глаза на это нарушение границы!

– Есть через четыре часа отправить гостей домой! – Глеб отключил рацию и поднял глаза на присутствующих.

Все улыбались, такое развитие событий удивляло и будоражило. Перестройка, провозглашенная где-то в далекой Москве, вдруг для всех присутствующих оказалась реальной и ощутимой. Железная машина дисциплины и уставов задумалась и все-таки не брякнула кулаком по столу. Полковник кинулся звонить своему начальству, комитетчик – своему, и потом все вместе сидели за накрытым угощениями столом.

Язык, на котором говорили все, был настоян на слезах американских пилотов, пьющих за своих погибших товарищей, на нашем уважении к их помощи в период войны и на висящей в воздухе атмосфере понимания и дружбы.

Когда американцы улетели, Глеб, комитетчик и полковник еще долго курили на взлетной полосе, всматриваясь в прозрачное небо Чукотки.

Расставаясь, они крепко пожали друг другу руки. А проезжая мимо зачехленных МИГов улыбнулись, подумав про себя, что тундра сегодня пахнет как-то по-особенному сладко.

Четыре восьмерки Дракона

Виктория ойкнула и проснулась.

– Что? – Подошел к кровати Глеб. – Пинается, на волю просится?

Виктория ойкнула еще раз, ощупывая свой живот. Она прислушивалась.

– Да, нет, Савушка лежит спокойно. Но все равно – собирайся, похоже, воды отходят. Вызывай машину и поедем, время наступило…

Глеб выбежал в коридор и только хотел включить рацию, как зазвонил рядом стоящий телефон. Еще раздумывая над очередностью своих действий, он скорее машинально, нежели осознанно поднял трубку.

– О, сынок, здравствуй дорогой!

– Привет пап, только ты извини, долго говорить не могу – Викторию пора отвозить в роддом.

– Отлично! Тогда я коротко. Два часа назад мы с мамой посадили Шурку на военный самолет, в Быково. Поэтому давай, встречай ее у себя часов через восемь.

– А солений-варений положили?

– Спрашиваешь! Сбил здоровый ящик, два солдатика его еле на борт подняли.

– Ладно, пап, извини, нужно бежать! Встречу дочь, рожу сына и позвоню.

Глеб положил трубку, вызвал по рации уазик, и уже через полчаса получил на руки одежду жены, улыбку нянечки и нервную дрожь, бьющую приятными кулачками надвигающихся событий.

Выйдя из больницы, он пошел к себе на работу. Здание райкома было недалеко и стояло на возвышении. Народ должен был знать своих героев, и поэтому в каждом Российском городе эти здания строились монументально строго, подчеркивая важность работающих там людей. Минуя милиционера и поднявшись к себе на третий этаж Глеб, не сбрасывая кожаного плаща и шляпы, сел в кресло. Перевернув листочек календаря, громко прочитал:

– Двадцать восьмое августа, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Вот это да! Четыре восьмерки, год Дракона! Давай, Викуля, договорись с природой – сегодня потерпи, а вот наступающей ночью, хоть в одну секунду после двенадцати, покажи свету пацана.

Звонок отвлек его от приятных раздумий, он посмотрел на светящуюся кнопку селектора – на линии были военные.

– Да, слушаю вас!

– Глеб Михайлович, это замполит из Гудыма. У меня поручение разыскать вас. В шесть часов вечера мы ожидаем самолет из Москвы, на нем летит ваша дочь…

– А, да-да, спасибо. Сам только что собирался звонить, разыскивать мою красавицу, а тут вы, огромное спасибо. Всего вам хорошего.

Отсоединившись, Глеб прислушался. Большие, напольные часы в углу кабинета бесшумно качали маятник, до прилета дочери оставалось время и он, решив, что может позволить себе немного поспать, прошел в комнату отдыха и развалился на диване, сдвинув шляпу на нос. Закрывание и открывание глаз заняло у него два часа. Сон, который по ощущениям был, улетел, едва в сознание скользнула первая мысль.