Улыбка Лизы. Книга 1 - [23]

Она полностью согласна с Мишей – искать Пашу в Томске не имеет смысла, и прекрасно понимает: без помощи профессионала им не обойтись. Завтра они обратятся в детективное агентство. Плана поиска ещё нет, но сидеть в ожидании звонка Балабанова с приглашением на опознание очередного найденного где-то тела невыносимо.

Лиза замечает, что Миша подавлен и оттого рассеян. Погружён в свои мысли, отвечает зачастую невпопад. И как он похудел! Впервые за это время она думает о том, что ему тоже тяжело, он всегда был привязан к Пашке. С самого рождения.

Летом, после второго курса, Мишка уехал в Красноярскую тайгу разыскивать следы метеорита на берегах Тунгуски, а Лиза – в Москву, погостить у дяди Коли, папиного брата. В ноябре, когда беременность для всех стала очевидной, ничего и никому она объяснять не стала. Живот рос, все считали Мишку отцом ребёнка, а он, не имеющий к этому никакого отношения, носил её портфель и бегал за пирожками в институтский буфет. Вёл себя так, будто ничего не произошло, а всем девушкам после каникул полагается возвращаться беременными. Только не целовались больше – Лизу от всего тошнило. Родители вели себя тактично – ни о чём не расспрашивали. Отец, правда, настраивался на мужской разговор с Мишкой, но, когда курьер принёс повестку, с ними пришлось объясняться ей.

Следователь – не старше тридцати, сероглазый шатен – галантно извинился за то, что пришлось больше полутора часов ожидать под дверью. Он был безупречен: вежлив, шутил, интересовался её друзьями и увлечениями, музыкальными и особенно литературными предпочтениями. Предлагая чай с конфетами, так, между прочим, спросил, понравился ли ей «Архипелаг ГУЛАГ». Имя Пола не прозвучало ни разу, но суть вопросов сводилась к её московским знакомствам минувшим летом. На втором допросе он уже без обиняков перешёл к тому, из-за чего, собственно, и вызывал. Чай с конфетами не предлагал и не шутил.

Холодный свет люминесцентных ламп под потолком придавал ультрамариновым стенам кабинета грязноватый вид, усиливал неуверенность и зябкость. Лиза куталась в вязаный шарф и тоскливо ожидала конца допроса. Часто сглатывала слюну, подавляя волнами накатывающую тошноту. Следователь повторялся, намеренно задавал одни и те же вопросы – пытался запутать в показаниях. Металлический плафон настольной лампы он развернул ей в лицо, и когда обаятельный шатен медленно придавливал пальцем кнопку, а поток света слепил глаза, она чувствовала себя зайцем, нечаянно выскочившим на автотрассу с интенсивным движением. На его вопросы: «Кто отец ребёнка? Как давно продолжается ваша связь?» уже проснувшийся инстинкт – уберечь своё дитя от всех возможных неприятностей – сработал автоматически: «Мой друг Михаил Богуславский. Через месяц у нас свадьба».

Вскоре после этого они с Мишкой проходили мимо городского загса, и Лиза, натянуто смеясь, с нарочитой дурашливостью спросила:

– Кстати, а не хотел бы ты на мне жениться?

– Да хоть сейчас!

И тут же зашли в загс. Подали заявление. Через месяц расписались. От свадьбы Лиза отказалась, не вдаваясь в излишние разъяснения. Сначала жили вместе с роди-телами, но, когда родился Пашка, решили отселиться. Несколько лет снимали квартиру. Миша был хорошим отцом и мужем, но что-то не складывалось. Видимо, одной его любви для счастья было недостаточно.

Лиза встаёт и с нежностью смотрит на мужа: она благодарна ему за то, что Мишка всегда рядом, когда нужно. Сейчас она хочет простого физического забвения. Он ловит её взгляд. Обнимает, как обычно, робко, будто боится обидеть. Целует осторожно, даже трепетно. Её всегда раздражала его неуверенность. Запустив пальцы в шапку волос, она прижимается щекой к однодневной щетине. Его губы жадно рыщут по её шее и лицу. От них пахнет корицей. Ей так хочется забыться, хотя бы ненадолго.

Вечером на семиметровой, но уютной кухне они едят жареную картошку, пьют чай с яблочным пирогом из кулинарии и находят в себе силы говорить на отвлечённые темы. Отвлечённые от ежедневного липкого, одуряющего страха узнать о непоправимом. Её мозг, повинуясь естественной реакции защищаться от переизбытка отрицательных эмоций, от томящего ожидания неизвестного, охотно переключается на другую информацию.

Миша рассказывает, чем он занимался последние полгода: об эксперименте с землекопом Яшей, о восприятии символов с глиняных шумерских табличек за десятки тысяч километров, о таинственных хрономиражах с картинами из прошлого.

Лиза никогда не могла понять его тяги к абстрагированным явлениям. Время, пространство, хаос – для неё лишь иллюзорные понятия. Она живёт в реальном мире. Занятия медициной предрасполагают к этому. Есть пациент с конкретной проблемой, а ей нужно обнаружить недуг в конкретном органе и вполне конкретными методами – медикаментами или скальпелем – вернуть его в состояние наилучшего функционирования.

– Видишь ли, время есть везде и всегда, – рассказывает Миша, – оно всюду: впереди, вокруг, позади и внутри нас. Оно рождает нас и пожирает. Мы часть его. В классической физике принято считать, что время существует отдельно от материального мира и пространства, но Эйнштейн ввёл понятие пространственно-временного континуума, допустив возможность скручивания пространства. Искривлённое пространство где-то переходит во время, а возможно, время формирует пространство. Он считал, что гравитация искажает пространство, и время – его характеристика. Время – не абстракция. Оно связано с пространством и с материей. Его нельзя измерить…