Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него - [3]

Эти две ветви или два мифа прослеживаются уже много десятилетий в периодике и в литературе, в кинематографе и на телевидении. Там, — как, повторим, и в сознании американцев, — благополучно соседствует и апологетика ФБР и ее джи-менов (старательно насаждавшаяся, прежде всего, самим ФБР, и зависимыми от него журналистами), и критика их действий. Критика, от по-настоящему серьезной, на уровне юридических разборок, до привычного или даже навязчивого зубоскальства, — как в большинстве «полицейских» боевиков последних десятилетий. Эта амбивалентность проникла даже в кинофантастику, и стала основным сюжетным стержнем, например, популярного сериала «Секретные материалы».

Принять какую-либо из сторон этого восприятия означало бы заранее ограничить себя в постижении феномена. Истина неоднозначна. Интереснее проследить за историей становления, развития и деятельности ФБР, по мере возможности пытаясь ответить, почему происходило именно так, а не иначе, и на этой основе попытаться найти нечто общее и в жизни разных спецслужб и служб безопасности, — и то, что непосредственно касается нас с вами, жителей совсем другой страны.

Если не общим местом в высказываниях с «обеих сторон», то, во всяком случае, весьма распространенным суждением является миф о якобы похожести американцев и русских. Схожие черты на бытовом уровне действительно находят, и возможно, их действительно больше, нежели в сравнении, скажем, с англичанами или японцами. Но при этом упускают из вида самое глубинное, самое принципиальное различие, — стержень общественного устройства.

Россия исстари была централизованным самодержавным (или идеократическим, или тоталитарным, или бюрократическим) государством, в котором все граждане, снизу доверху, обладали (если обладали вообще) лишь теми правами, которые им предоставляло государство. США с самого начала формировались как нечто прямо противоположное: каждый гражданин пользовался всеми правами, и только для интересов совместного существования некоторые, отдельные, немногие права отдавались государству. США никогда не были тоталитарным государством, в нем не было даже ни одной общей тоталитарной структуры. Неуместно и не нужно обсуждать, что лучше — здесь надо просто понять, или запомнить хотя бы это различие. За восемь десятилетий своего существования ФБР превратилось в едва ли не единственную почти тоталитарную структуру США. Причем начало «бороться» Бюро за это с первого дня своей истории, и продолжает бороться поныне. Но до сих пор не обладает полномочиями и возможностями, которыми обладали, с самого начала и до конца, все без исключения охранные и сыскные структуры в России, от всяких там «тайных приказов» до ФСБ, не говоря уже о ЧК — ОГПУ — НКВД — КГБ. И нельзя не отметить, что немалая часть обвинений, высказанных в адрес ФБР, связана с их «естественными» для тоталитарной структуры действиями, — и на это в странах с сильной, так называемой «гегельянской» государственностью скорее всего и внимания-то не обратили бы.

Еще одна особенность связана тоже с принципиальными отличиями американского общества от большинства, если не от всех остальных. Мы здесь, в Старом Свете, издавна считаем, что, чуть перефразируя Есенина, «…проживаем в стране \ Самых отвратительных громил и шарлатанов». На самом же деле то, что традиционно, хотя и не совсем точно, называется социальными корнями преступности, в США столь мощны и разнообразны, что лишь усилиями правоохранительных органов удается удерживать какой-то баланс, и то на самом высоком в мире уровне. А кроме социальных, есть ведь и «корни» психологические, действующие в обществе, давно уже сосредоточенном на культе успеха, едва ли не сильнее, чем в любой другой стране мира, а также корни «психофизиологические», также весьма значимые для США.

Громадный вклад и в уровень преступности, и в тяжесть борьбы с нею вносит специфика США как вооруженной страны, причем с мощнейшей традицией вооруженного насилия. Количество огнестрельного оружия в США колоссально — больше чем по стволу на каждую душу населения, включая младенцев. Очень велик диапазон его легитимного применения, — по сути, в той же американской традиции. Если в большинстве стран мира обладать оружием, кроме специальных случаев, опаснее, чем быть без него, и всякое его применение (даже со стороны сотрудников правоохранительных органов) обставлено кучей ограничений и становится предметом юридических разбирательств, то в США наоборот. Обладание оружием и его использование — норма для рядового гражданина, и ограничения распространяются только на социально опасные меньшинства, — и на применение его вне очень широких, и с младенчества известных каждому американцу рамок.

В мире нет страны с такой расовой, этнической, религиозной и идеологической пестротой, как США. Причем никаких возможностей территориального сепаратизма осуществить в США практически невозможно, — но в то же время в стране весьма медленно преодолевается (если преодолевается вообще, несмотря на сосредоточенные многолетние усилия) межрасовая враждебность.

Очень велики и своеобразны в США и исторические корни (или традиции) противостояния между отдельными гражданами, этническими и политическими (а сейчас еще и религиозными) группами, включая вооруженное насилие. Велика сила международных (прежде всего этнических или родственных) связей. Чрезвычайно сложно американское законодательство, что, в частности, делало в свое время практически невозможным осуществление деятельности федеральных или общегосударственных структур. Существенна — и едва ли не в наибольшей степени среди всех стран мира продвинута, — деидеологизация. И еще очень и очень многое, без учета чего серьезный исторический анализ превратится либо в бессмысленный панегирик, либо в памфлет. И трудно не согласиться в данном случае с Доном Уайтхедом, что «ФБР нельзя понять, не изучив те силы, которые в прошлом способствовали формированию будущего… История ФБР, собственно говоря, идентична истории США». («The FBI-story», 1956 г.).