Улыбающийся человек - [16]

— Трудно сказать, — сказал он, потом добавил: — Я его почти не знаю.

— С работой справляется?

— А Маркуса вы будете обо мне спрашивать?

— Да.

Али кивнул:

— Справляется — не то слово.

— То есть?

— В деловой хватке ему не откажешь.

— Что-то вы загадками говорите.

Али фыркнул:

— Разгадка — в мусорных корзинах нах на четвертом этаже отеля.

Я ждал более развернутого ответа, но его не последовало.

— Я и так сказал больше, чем знаю, — пояснил Али. — Догадкой поделился.

— Ладно. А что у Маркуса с карточкой от номеров?

— Не понял.

— Как она оказалась рядом с трупом в пятьсот тринадцатом номере?

— Понятия не имею. — Али пожал плечами.

Я пристально посмотрел на него:

— К вам сегодня придут записать показания. Пока что у палаты подежурит полицейский.

— Меня караулят?

— Нет, защищают. — Я встал.

— От чего? — вдруг возмутился Али. — Сейчас-то что со мной может случиться?

— Возможно, вы — свидетель тяжкого преступления.

— Чего я только не насмотрелся в Алеппо. И когда беженцем был, никто мной не интересовался. Всем было плевать. — Али безрадостно рассмеялся. — А тут я ничего не видел, но меня, видите ли, защищают.

— Иногда человек, сам того не понимая, может что-то знать.

Он снова фыркнул:

— А иногда ничего не понимает в том, что якобы знает. Что так, что этак — один хрен. Старая пословица.

— Слышал такую.

Я вышел из палаты. Пациент снова завопил. Серозубый медбрат направился к двери с явным намерением устроить разборку. Я уже собрался вмешаться, но тут подошла какая-то женщина, по виду врач.

— Опять с пациентами ругается? — спросила она.

Я кивнул:

— Похоже, ему не дали поспать…

— Что ж поделать. Работа у нас такая, — сказала она, угадывая во мне «сову».

Такое часто случалось. Мы — родственные души — узнавали друг друга по бледному лицу и усталому взгляду.

— Я поговорю с ним, — пообещала она. — Спасибо.

Жара стояла стеной. Я думал о том, что пережил Али, и о том, как часто мы обесцениваем трагедию отдельного человека, и тут передо мной притормозил большой черный «БМВ». Я попытался обойти автомобиль, но он проехал чуть вперед и перекрыл мне путь. В тонированном стекле отразилась моя обеспокоенная физиономия. Стекло на задней дверце опустилось. На меня глянуло знакомое лицо.

— Эйдан Уэйтс. Чтоб мне сквозь землю провалиться!.. — глухо, с раскатистым шотландским акцентом буркнул пассажир, похожий на седовласого Люцифера, явившегося из преисподней.

— Паррс.

— А где уважение, сынок?

— Простите, суперинтендант.

Он оглядел меня. Воспаленными, налитыми кровью глазами.

— Куда собрался?

— Никуда.

— Правильный ответ. Садись в машину.

3

Я забрался в прохладную темноту салона. Залитая солнцем улица да и сама жизнь словно бы остались позади, а я попал под власть неведомых сил. На огромном пассажирском сиденье между мной и Паррсом осталось столько свободного места, что хоть ложись и помирай — никого не стеснишь. Боковым зрением я видел его серо-седые волосы, серую одежду. Водитель завел мотор, я уставился перед собой в ожидании.

С суперинтендантом Паррсом всегда приходилось ждать.

Он был пауком, неутомимо плетущим сеть, вершителем судеб, для которого люди — пешки в его игре. Стратег и манипулятор, он мог как разрушить чужую жизнь, так и спасти ее. С моей он уже проделал и то и другое, а потом сослал меня в ночную смену, мол, либо сдохнет, либо уволится. Наверное, я удивлял его тем, что до сих пор жив и никуда не ушел. А удивить Паррса — худшее, что можно было сделать. С моим «ни туда ни сюда» он не получал закономерного итога. Паррс просчитывал свои ходы на несколько месяцев вперед и мою живучесть расценивал как предательство.

Водитель выехал с парковки, и «БМВ» плавно влился в поток машин.

Двигатель работал так тихо, что я слышал, как дышу. Думаю. Жду.

Паррс молчал, и я радовался, что не нужно поворачиваться к нему. Смотреть в непроницаемые красные глаза на землистом лице. Я видел только его руки. Длинные, тонкие пальцы, узловатые серо-голубые вены. Он сжал кулаки, разжал, потом со вздохом подался вперед:

— Пристегнись.

Я украдкой покосился на него. Он смотрел в окно; на его лице блуждало подобие улыбки.

— Мы же не хотим, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Я застегнул ремень безопасности, и мы поехали дальше.

— Над твоей головой сгущаются тучи, Эйдан. Немногие на твоем месте продержались бы столько месяцев.

— Спасибо, сэр.

— Это не комплимент, и помолчи, когда тебя не спрашивают.

Я проглотил грубость и опустил голову.

— Надо же, учишься держать язык за зубами. До меня дошли сведения, что ты сработался с инспектором Сатклиффом… — Паррс помолчал. — Как тебе удается ладить с этой слоновьей задницей?

— Запросто.

Он шумно выдохнул носом.

— Не умничай. Тебе задали вопрос.

— Нас не дружить вместе поставили, сэр.

— С чего ты так решил?

— Я обвинил его в подтасовке улик, а он собирался свидетельствовать против меня.

— И ты затаил обиду…

— Нет, просто не забыл.

С минуту мы ехали молча, потом Паррс снова заговорил:

— С тех пор немало воды утекло.

«И эта вода унесла с собой несколько трупов», — подумал я. Неожиданно он взглянул на меня, будто прочел мои мысли.

Я тоже посмотрел на него.

Костлявый острый подбородок дернулся вверх, потом опустился, как нож гильотины.