Улялаевщина - [7]

А утром раненько, в синий ковыль

Капают дегтем гужи на Саратов,

А их доглядает брюхатый старатель

Махориных да Овчинниковых.

Яицкие земли. Казачий почин.

Крепко жили станишные братцы

Все кулугуры - старообрядцы,

Все шепелявые бородачи.

Триста лет как барщинный смерд,

Ролейный закупа, холуй, челядь

Утек на Яик воевать смерть,

Позабыв на Руси, как и жамкать челюсть;

Триста лет, как эти края

Окармливал кровью до дна, до Иргиза

Харалугом поскребанным башку кроя,

Выхлещиваясь в дыры от копья киргиза;

Триста лет своевольный цуг

Войсковых атаманов, старшин, хорунжих

Оберегал свою вольницу

От орды, Петербурга и всяческой Унжи.

Триста лет. А теперь-вольготня,

Что ни казак-50 десятин,

Что ни хутор-голов до сотни,

До тысячи и до десяти.

Вот в силу причин каковых

В соленом золоте на благолепьи

Боем стояла казацкая крепость

Махориных да Овчинниковых.

И когда казакам объявили, что нехристь

Мордует Расею на жидовский шкиль,

И когда на форпост кавалеры наехали,

Кое-как подобрав кишки;

И когда над павшими грызлись волки,

Карга садилась на трупный кизяк

Из рога табачок с вязовою золкой

Понюхал истово уральский казак.

Натянул он верблюжьего пуха чапан,

Полушубок мерлуший, крытый китайкой.

Сак-сачий тулуп. Соленая нагайка,

От дурного глаза - сайгачий пант 1.

И пошел копытами в поход по пашне.

Бороды заиндевели. От самих пар.

Осели на берег. Насупротив мар 2

Занял Четыха, красный маташник.

У Четыхи шапка ~ соболья душа,

На плечах кафтан-ала бархата,

У того ли у Четыхи губы алые,

Губы алые, сапожки яловые.

Четыха - уральский казак-рыболовщик.

Он улавливал щук, кому шубы шьют,

Потрошил белуг-лаковые ножки,

Глушил осетра,

Что купецкого туза.

_____________________

1 Сайгачий пант - рога сайгака, дикого козла

2 М а р - холм.

Апосля того сказал:

Дуй, босота, на базар,

Сграбим лошадь карюю,

Накормим пролетарию.

А спымали Артемия Иваныча,

Комиссара правды пролетарскоей,

Цедили ему груди красносокие,

Пытали его точку поведения,

Все его составы поворачивали

В обчем и целом дивствительно.

А и вышел декрет Четыху казнить,

Смертию казнить - не помиловать.

Но Четыханька-от он догадлив был,

Он срезал свое ухо на лодочку,

Лоскуток живота пошел парусом,

А жилушки на канатики.

И пошел он заутра на шафот-на плаху,

Поклонился на четыре на стороны,

Взговорил постным голосом:

"Ой, вы гой есте, господа-товарищи,

Спросю я от вас об милости,

Об милости, о последнеей,

О последнеей что водицы испить,

Водицы испить ледяна ключа".

Поднесли разбойничку ковшик воды,

И плеснул Четыха об лодочку.

Где вода пошла - тута озеро,

А где лодочка - там корабль плыл.

А Четыха с кормы улыбается

"Не журитеся, не забуду вас,

Дожидайте как снеги тронутся".

И воротился буденницей.

Так и стояли. Эти и те.

Перепопыхиваясь винтовкой,

Когда Улялаев рекогносцировку

Выпустил на буранскую степь.

Ему не везло под Царицыным. Битва

Белых с красными. Всех частей.

Пришлось драпануть и опять меж рытвин

Конной армией сплясать степь.

Покуда залег. Набивались ободья,

Лошади ковались, и вышныривал мозг.

Вернулась разведка, доносит: свободен

На Чаган-реке металлический мост.

К вечеру воротился гончий:

Фронт большевиков и казачьих орд, .

Но в городе так, ерунда - гарнизончик,

Каких-нибудь пара-другая рот.

Так прекрасно. План испытан.

Выждать ночь, кавалерию вплавь;

Обоз, обмотав обода и копыта,

Прошепчет рысь меж боевых лав.

И в мохнатой темноте тронулся лазутчик,

За ним в одиночку конь загонял,

Но тут в мост, отдаряясь тучей,

Вдребезги медь бризантного огня.

Хищным залетом отзыв засвистал.

Обозы попятились. Скупалась кавалерия,

Но вылелеял мост анархистский стан

И базаром осел на подгорный берег.

Костры в снегу зачадили подкурой;

Говор киргиза, хохла, казака,

Меж возов на веревке, горя как закат,

Сушились жаркие лисьи шкуры.

Сеном и соломой завален грунт,

Жеребята заливались в дискант тонко,

Мозолями бодался бычок-игрун

Средь груды зимней антоновки.

Кто-то плясал под дудочку-дуй его!

Пауком по дырочкам ногти от хны

Как на зорь-зорь-зорь на зоре.

Как на?зорике - на зоре? На заре

Выходили в поле тии?хое

Жук-могильщик да с орлии?хою.

"Ты, орлиц-выдь-замуж за меня,

Ты, ор?лица, выди заму?ж за меня.

У меня ли у христьяа?нина

Будешь сыта да пи?танена".

Гоп-чук-чук-чук гопапа

Поп попыне поперек пупа попал.

А попиха осердии?лася

Да попенком разре?щи-ла-ся.

Вот стали они думать да гадать.

Поп с популей стали дума?ть да гадать,

Спозараныку да доо?ночй:

Кем ба быть тому по?пеночку.

Кем попеночку, да кем бы яму быть,

Порешили: комиссаром ему быть:

Не воюет, не бороо?нит чай

Айда-себе телефонничай!

Глухонемой верблюжий хныч

Растапливал басом буйвол.

Он был величественен - как дось

Воздух пел сазандаром, зурнами.

По небу хлопало и тащилось

Черное дырявое воронье знамя

Желтые, красные, зеленые, сизые

Чуйки, махновки, да так барахло'

Саркастические рожи рогатых киргизов

Свиные хари хохлов...

А из них там и тут подымав к верхам ствол

Черного висельника, где плакат:

"За комиссарство". "Смерть кулакам".

"За белогвардейщину". "За хамство".

И тут же у виселиц-чорт е што:

Граммофоны крутыми яйцами жирели

Лошадиный борщ и казацкий щтосс