Улунь - [2]

Много тысяч лет тому назад с северо-запада подползали сюда тяжелые, медленные, ледяные потоки. Они были огромны и страшны тем холодом, сыростью и стужей, которую приносили с собой. В долгую полярную ночь жгучие морозы были еще крепче, чем теперь, метели еще ужаснее, сугробы еще выше; а когда наступали июнь и июль, то вместе с длинным полярным днем не приходило теплое лето. Холодные туманы зарождались в трещинах льда. Они выползали отсюда, стлались по холодной ледяной поверхности, расплывались вокруг и покрывали дымным и влажным пологом всю страну. Пронизывающие сырые ветры сменяли туманы, и часто хлопья мокрого снега кружились и падали из облаков в середине светлого июля.

Прошли тысячелетия. Стало теплее и суше. Ледники понемногу растаяли; а на том месте, где они громоздились когда-то, остались принесенные ими огромные горообразные груды песку, глины и гранитных каменных обломков. Так родились сопки.

На южных склонах сопок весна давала себя знать раньше, чем на окружающей тундре. Здесь на солнечных пригревах появлялись первые проталины, раньше сбегал снег и выглядывала на свет первая зелень. Вот почему ранние возвратные стаи перелетных птиц любили присаживаться на отдых на южных склонах сопок. Здесь на пролете весной можно было встретить почти всех сухопутных птиц Канинской тундры.

Так было и в этом году. Под теплыми лучами оседали и таяли сугробы, журчала вода, обнажалась мокрая сверху и еще мерзлая внутри земля. Короткою ночью лужи леденели, а днем вновь отмокали и насыщались набегающей влагой. И вот, когда проталины, разрастаясь, стали сливаться друг с другом, на одной из сопок появилось несколько почти круглых белых комков, как будто слепленных из снега. Хитрый старый песец уже давно заметил их издали. Его трудно было провести, и он терпеливо ждал. Прошло много долгих минут, как вдруг один из снежных комьев зашевелился, внезапно у него по бокам раскрылись широкие крылья, и, оторвавшись от земли, он тяжело и бесшумно понесся над тундрой. Это была большая белая птица. Ее белый наряд долго мелькал на темных пятнах проталин. Зато над снегами она становилась почти невидимой.

Вслед за первой птицей лениво поднялись и другие и, мерно махая крыльями, полетели на другой холм.

Это были совы, самые заметные вестники возрождения бодрой весенней жизни.

Песец радостно завилял хвостом и рысцой засеменил к песчаным грядам. Он знал, что раз прилетели совы, - в тундре начали просыпаться сонные пеструшки, появились белые куропатки, а по проталинам запрыгали передовые стайки подорожников и рогатых жаворонков.

За Полярным кругом весна начинается поздно, но зато идет быстро и неудержимо. Звери и птицы спешат воспользоваться коротким северным летом, и за первыми гонцами весны без остановки появляются все жители тундры, стоячих вод и морских берегов.

Песец взобрался на вершину песчаного холма и стал тщательно обнюхивать появившиеся на ней проталины. В прошлом году здесь были его норы. Некоторые входы еще не вышли из-под снега или завалились землей. Но все-таки норы сохранились, и скоро можно было приняться за поправку старого жилья.

IV

Белые совы, или по-сибирски "улуны", покинули лесные опушки, когда солнце растопило в лесах сугробы и древесные почки стали наливаться и пухнуть. Тяжелые белые куропатки с мохнатыми толстыми ногами и загнутым клювом заспешили целыми стаями к своим родным местам, прячась по зарослям тундровых ивняков.

Совы перелетали за ними, передвигаясь вперед небольшими перелетами, пока не добрались до сопок. Здесь собралась целая стайка этих удивительных хищников, которые нисколько не боятся лучезарного солнца, невыносимого для других сов.

Первое время они вели себя беспокойно и часто ссорились. Они любили жить просторно, поодаль друг от друга, а тут приходилось тесниться на немногих оттаявших склонах холмов и сталкиваться из-за скудной добычи. Кроме того, это было время, когда совы, как и другие птицы, делятся на пары, чтобы начать семейную жизнь, вьют гнезда и выводят птенцов. Но разделиться мирно и без споров им никак не удавалось. Часто можно было видеть, как два самца вступали в ожесточенную борьбу и как более сильный прогонял слабого.

Среди улуней, прилетевших на сопки, была одна самка, огромная птица с громадными золотисто-желтыми глазами и крепкими, как сталь, когтями. Она была самой сильной изо всей стаи, собравшейся на песчаных холмах. Там, где садилась она, не смела появиться никакая другая сова. Зоркие глаза совихи издали замечали робкую мордочку пеструшки, выглядывающей из-за моховой кочки, покрытой листьями морошки. Тихо взмахивала улунь крыльями и, расстилаясь белым лоскутом над землей, припадая за буграми, вдруг появлялась над пеструшкой; как снег на голову, падала она на бедного зверька. Острые иглы ее кривых когтей вонзались в его исхудалое за зиму тельце. Зверек испускал дух, не успев даже жалобно пискнуть перед смертью.

Поймав добычу, она всегда возвращалась на любимую круглую вершину холма, откуда можно было далеко видеть вокруг во все стороны. Здесь не спеша разглядывала пойманную пеструшку. Потом она хватала ее за голову и глотала целиком, не давая себе труда хорошенько расклевать добычу.